– Светлая голова! Светлая! Я это всегда говорила! Что же не приходил раньше? – пристыдила училка.
Годы Марию Николаевну и раньше не красили, а теперь вовсе превратили в сморщенное яблочко с крашеными щеками. Русичка из последних сил молодилась, но пьянство хоть скрашивает, но не красит жизнь старых дев.
– Да всё дела, работа, – пожал Дима плечами.
Стало жаль училку, и даже смешно. Как же он боялся их всех, какими важными фигурами они казались ему, не важнее, чем мама, но всё же.
Отойдя от шока, вернулась с перекура вся честная компания. Сучков даже успел получить подзатыльник от жены за то, что у них Нива, а может за то, что у Люды никогда не было таких ножек, как у девушки Ушакова, и уже никогда не будет. Люда намеревалась взять реванш у жизни полезным знакомством, хотя бы.
– А где же ты работаешь, Митенька, что такой занятой? – не отставала русичка.
– А он у нас, Марь Николавна, в Росгазе начальником, не хухры-мухры, – подскочил Егоров.
Мария Николаевна, хоть и была изрядно напившись, тотчас же собралась.
Новость о том, что Ушаков из «Б» теперь начальником в Росгазе, немедленно разлетелась среди одноклассников. Кате делали комплименты, подливали шампанского в надежде через неё подготовить почву для возможного трудоустройства.
Никто из класса особо не преуспел, ни соцработница Олеся, ни Егоров, тоже айтишник, но перебивавшийся по случайным заказам, ни Сучков-экономист, вместе с супругой-бухгалтершей вместе работавшие в кредитной конторе, у которой вот-вот отнимут лицензию. Катя ничего обещать не могла, но внимание было, ей конечно, приятно. Она всё оглядывалась на Диму, пытаясь вырваться из окружения просителей, но тот был занят разговором с училкой. А разговор неожиданно вышел весьма интересный.
Успехи Митеньки училка связала с хорошим воспитанием его мамаши.
– Матушка, всё матушка ваша, покойница. Земля пухом. Вот оно, правильное воспитание! Уж как она вас держала, ух! В учительской всем наказывала, строго-настрого, чтоб пятёрки не ставить Митеньке!
– Что? – остановился Дима, который было хотел отвязаться от пьяной русички.
– А чтоб не перехвалили, не испортили мальчика! Вот и лепили вам четвёрочки, порой и жалко было, уж как ты старался, не то, что эти, – махнула рукой Мария Николаевна в сторону честной компании.
– Вот сука, – против своей воли вырвалось у него.
– Сука, правда сказать, та ещё была сука, раз уж ты сам прозрел, – охотно переменила жанр училка.
По трезвости б потрясла священными скрепами, да винишко толкало в расширение границ, развязывало язык. Уж больно хотелось посплетничать. Не любили в школе Инну Петровну, высокомерная, скрытная, держалась особняком, она ведь тогда уже пролезла в завучи, попробуй-ка возрази.
– А ведь все знали, – доверительно пахнула в ухо русичка несвежим дыханием.
– Что знали? – вернулся Дима из своего ошеломления правдой. И тут же на него обрушилась новая.
– Ну, кого она хотела обмануть, тебя разве, – по-бабьи уже совсем выдала Мария Николаевна. – Лётчик, Господи. Ой, – спохватилась русичка. – Ты же в курсе?