Дима указал ему пистолетом на труп Егорова и кивнул в направлении ям. Сучков мелко замотал головой. Дима ему кивнул:
– Да, да, Сучков. Кто, если не ты?
Интересно, до дождя успеет? Нет, не успел. Оба они промокнут до нитки, пока тот дотащит труп своего бывшего одноклассника до ямы.
Сам Дима, надев перчатки, вернулся к машине, взял третий полиэтиленовый пакет, со своим окровавленным костюмом и ботинками, бросил в яму следом. Сучкова он не боялся. Тот, сбросив Егорова, развернулся и упал на колени, умоляюще сложив у груди ладони.
– Умоляю, у меня дети. Ради Бога! Ради твоей матери!
Сучкову показалось, что в лице Димы что-то дрогнуло. Тут ещё и грянул ливень, превратив картину почти в библейскую.
– Закидай там всё получше и иди в машину, – сказал тот.
Сучков кинулся исполнять, не веря своему счастью.
Тяжело дыша от непривычной физической нагрузки, до нитки промокший, в ошмётках блёклых бумажных цветов Сучков сел за руль своей Нивы. Дима уже ждал его там.
– Я никому не скажу. Клянусь!
– Знаю.
Дима выстрелил ему прямо в рот.
Дима сел в машину Савельева. Всё-таки эти трое были редкие дураки. Не зря в классе дружили. Дурак дурака видит издалека. Даже Егоров не сообразил, что первым, от кого надо было избавиться, был он, лошарик.
Дима никогда не водил машину, как и его жена. Но та хотя бы осмелилась пойти сдавать на права и провалить. А Дима… Впрочем, когда ему было? Всё так стремительно. Но теперь придется освоить. Он вставил ключ в замок зажигания и повернул. Это было не так уж сложно. Да и ехать далеко он не собирался. Дима объехал по «пьяной» ухабистой дорожке помойку кладбища, там дальше, в перелеске, были какие-то давно заброшенные хозпостройки и за ними находился довольно большой пожарный заболоченный пруд. Дима доехал до него с трудом: скользко, а он «чайник».
Новенькая машина Савельева вся была в грязи. Жалко было дорогого пальто, да делать нечего. Дима остановился у хлипкого мостика и подтолкнул её сзади. По разжиженной грязи та, как по маслу, поскользила к краю и ушла под воду. Не всплывёт, он оставил окна и двери открытыми. Митя Ушаков был самым умным учеником в классе. Он справился. Он молодец.
Дима вышел на трассу и поймал попутку, ржавую раздолбанную газель. Водитель был по виду, как Рафик, только с золотым зубом. Переключатель передач был перемотан скотчем. Транзитник, ехал через Питер, без остановки. То, что надо. В дорогую иномарку такого попутчика вряд ли бы прихватили: ботинки Димы были в грязи, с пальто и с волос капало.
– Тачка увязла, вот погодка, – сказал Дима, отряхиваясь.
На прощанье он поблагодарил водилу и дал больше, чем тот ожидал.
Дима приехал не в новую квартиру, где его ждала Катя. Он приехал в квартиру матери. Давненько он тут не был. Раньше и не замечал, какой затхлый тут стоял запах: старья, гнили, смерти.
Он вошёл в ванную, снял с себя всё мокрое. Встал в маленькую ванну, включил душ. Теплые струи побежали по телу. Он закрыл глаза. А когда открыл, увидел перед собой мать. В её любимом халате, тапках с помпончиками, сжатыми в нить губами. Она протянула ему мочалку. Вода стала совсем ледяной.