– Мистер Шторм, мисс Найт не выходила из здания. Джонс очнулся и сообщил, что его ударила по голове рыжая тел… кхм! Женщина. Предположительно, вот эта вот мисс. Он сказал, что мисс Найт стало нехорошо, и она убежала в туалет. Прямо так и сказал, а затем оттуда вышла эта женщина и стала задавать глупые вопросы, но он успел увидеть, как двое мужчин потащили мисс Найт к пожарному выходу…

– Она на крыше! – сделал я вывод, мгновенно сложив два и два.

Рванул вперед, забыв о том что вокруг полно охраны и журналистов. Мне было плевать на них всех в целом и на каждого персонально. Хотят снимать? Пусть снимают. Хотят бежать следом? Пусть бегут. Главное, спасти то, что мне дороже всего – Лину и нашего ребенка. А еще превратить в мясо ублюдков, которые отважились на такое.

Я не думал о репутации, в голове билась лишь одна мысль: “Моя девочка в опасности! Моя семья в опасности!”.

Впервые я подумал о нас так, как о семье, и чуть не споткнулся на лестнице. О том, что большую часть пути можно было проделать на лифте мне и в голову не пришло, я так и бежал, переступая ступеньку за ступенькой. Слыша за спиной топот десятков ног. Охранники бросились следом, как и особо шустрые журналисты.

Бесконечные ступени закончилась через вечность, когда я услышал женский крик – эти дебилы даже не удосужились закрыть железную решетчатую дверь. Вылетел на крышу и на мгновение замер.

Твою мать! Дилан Лебовски?! Лично решил испачкать руки? Он еще больший дебил, чем я мог себе представить. Но этот дебил сейчас стоял с моей девочкой на краю крыши, крепко держа её за волосы. Лицо Каролины покраснело от слез, она уже не могла кричать, скрываясь только на нервные всхлипы. Второй мужик, грозный амбал с отвратительной незнакомой мордой, преградил мне путь:

– А ну, стоять, кретин! Решил посмотреть представление из первого ряда?

Я ответил ударом. Тем самым, который Джагер вбивал в меня с синяками и ссадинами. Идеальный, четко в солнечное сплетение и следующий в кончик носа. Раздался. характерный хруст. Амбал не ожидал от меня такой прыти и взвыл, упав на колени.

– Тварь! – рыкнул я и побежал к Лебовски.

Самая ценная добыча была у него в руках.

– О, сам Эйден Шторм пожаловал! – лицо конкурента исказилось в неприятной гримасе.

Это что, улыбка? Интересно, сколько гримеров работало над его предвыборными плакатами, чтобы эта кривая морда смотрелась добродушно? Хотя и они вряд ли бы достигли такого эффект без силы фотошопа.

– Пришел спасти свою шлюху? – поинтересовался мой уже бывший конкурент. —Сейчас она красиво полетит с крыши вниз, а ты ни хрена не докажешь! Эйприл уже приготовила легенду, в которую все поверят, – продолжал скалиться Лебовски.

В эту минуту я пожалел, что бегаю слишком быстро, журналисты и охрана отстали. Но даже если и появятся через несколько секунд, может быть слишком поздно. Лина в его руках, а я – беспомощен. Это понимание обжигало огнем. Гнев кипел, плескал через край, и я приготовился рискнуть. Броситься на этого урода, понадеявшись на чудо, но тот сам совершил ошибку.

Грохот ног по железным ступеням и многоголосица возвестили о прибытии охранников и журналистов, как раз в тот момент, когда мудак попытался швырнуть Лину через низкий парапет крыши. Услыхав шум, Лебовски инстинктивно обернулся через плечо, и в этот момент его ослепили вспышки фотокамер. Журналисты в кои-то веки не облажались, и сделали все как надо и в нужное время.

Затевая все это, мой конкурент не ожидал такой огласки. Он растерялся, зато я – нет! Это был один шанс из миллиона, и я его не упустил. Метнулся вперед и, схватив его за рубашку, что есть силы дернул обратно на крышу.

Лина взвизгнула и саданула гада каблуком по ноге, а потом рванула в сторону с такой силой, что оставила в его руках клок своих волос. Моя малышка не подкачала, дав мне шанс стереть в порошок этого ублюдка.

Дальше все как в тумане. Я наносил удар за ударом, превращая лицо моего конкурента в кровавое месиво. Щелкали камеры, что-то кричала Лина. Охранники попытались оттащить меня от Лебовски, как сорвавшегося с цепи бойцовского пса.

– Мистер Шторм, успокойтесь! Здесь же журналисты! Вы его убьете! – увещевали меня.