— Будешь сражаться, старый друг? — насмешливо поинтересовался Хален. — Или, может, попробуешь бежать? Откупиться? Позорно умрешь? Что выберешь?

На фоне здоровенного кесхейнца, пусть тот уже и освободился от большей части доспехов, месхиелец смотрелся сущим мальчишкой.

— Ты невероятно щедр на варианты, старый друг, — спокойно ответил Ситра. — Но я выберу поединок. Никто не скажет, что аин Анелджил запятнал свое имя трусостью.

— Было бы что пятнать, но тебе виднее, — в голосе имперского аристократа послышались нотки уважения. — Дайте ему оружие, которое он выберет.

Еще пару минут поединщики готовились. Хален разделся до пояса, подставив полуденному Оку могучие плечи. Ситра ограничился скинутым камзолом, оставшись в вышитой сорочке. Оба приняли от кесхейнцев одинаковые бастарды. И если в лапах имперца меч смотрелся вполне органично, то для светлого клинок явно был великоват. Но вот настал момент, когда все приготовления завершились.

Противники сошлись в центре круга под ритмичный грохот кулаков кесхейнцев о кирасы. По мнению Сида, оба вполне умело владели клинками. Вот только Хален явно превосходил щуплого Ситру в мастерстве убивать разумных. И чем дольше длилось противостояние, тем яснее становился этот факт. Месхиелец, верный южной школе, ставил на подвижность и уклонения. Хален же избрал агрессивный напор, мастерство и характерное для северян презрение к смерти. И вскоре Ситра стал сдавать. Противник был слишком силен и, без сомнения, более опытен. Рано или поздно аристократ Альянса должен был допустить ошибку, которая стала бы для него фатальной.

В какой-то момент Хален пошел в контратаку и, пройдя защиту соперника в пару мощных ударов, насадил Ситру на клинок, пробив того насквозь. Бастард месхиельца выпал из ослабевших пальцев, а сам аристократ упал на колени, судорожно цепляясь за торчащее из тела лезвие.

— С… — изо рта Ситры пошла кровавая пена. — Сын.

Кесхейнец посмотрел на поверженного врага и друга с непередаваемым выражением. Но, кажется, понял, что хотел сказать умирающий.

— Род тор Строг не имеет более претензий к роду аин Анелджил, — громко и четко произнес Хален. — Между нами нет вражды, старый друг.

— Благо… — прошептали окровавленные губы. — …дарю.

На последние слова у месхиельца ушли все оставшиеся силы, и вскоре свита тор Строга бережно заворачивала труп поверженного поединщика в саван.

— Нам пора к Камню, Азаон, — подала голос Императрица. И в ее голосе Сиду послышалась печаль по погибшему.

— Мы проводим, — кивнул поразительно учтивый светорожденный.

Легенда гласит, что Творец, желая приступить к творению, создал себе камень. Чтобы было куда присесть. И уже восседая на нем, принялся создавать небо, острова, Великое Море и Бездну. Не, сама легенда звучала гораздо более выспренно и пафосно. Но Умник понимал ее именно так.

Сам Изначальный Камень располагался неподалеку от порта, на отшибе. Место было не самое посещаемое, святоши не любили, когда разумные отвлекаются на всякие поверья и не несут в храмы золото. Могли бы — совсем огородили булыжник-переросток от досужего внимания черни. Но всякий раз, когда предпринимались подобные попытки — что-то не задавалось. Постройки сами собой рушились, строительные леса то гнили, то горели, заборы приходили в негодность, а самые настойчивые охранники превращались в безобидных умалишенных. Святоши отступили от своей идеи быстро. Всего-то пары дюжин случаев хватило, чтобы дошло даже до самых недалеких служителей Первохрама.

Вот и осталась скромная лужайка, локтей сорока в поперечнике, сиротливо притулившаяся на Краю Виалвейна и смиренно принимающая на себя дожди и ветра. Единственное, что тут прижилось, это на диво густая трава да священные деревья, высаженные благодарными паломниками по периметру. Ну и ничем не примечательный плоский булыжник с локоть высотой и сажень в диаметре. На который сейчас бережно разгружали содержимое гроба. То же не особо примечательное, богато одетый альв, судя по всему. Труп и труп. Вот только венец на голове усопшего, повторяющий своими очертаниями корону Императрицы, навевал определенные ассоциации.

Для Сида вся эта суета была бессмысленной. Эн Соф, если Он вообще существовал, занимался своими делами где-то с той стороны лазурного небосвода. Ему давненько не было дела до копошащихся на островах разумных. Но Императрица, видимо, на что-то надеялась. Не смотря на скепсис, что осторожно выражали многие из тиранцев. А вот лицо подбирающегося к Сиду темного, судя по виду — высшего аристократа, было отстраненно вежливым, как у прожженого торговца.

— Дан тор Эшес, — отрекомендовался тот, слегка поклонившись.

Ого! Сам тиранский паук удостоил своим вниманием скромного наместника. Вербовать будет? За спиной снова выразительно вздохнул Лин.