— Сегодня лучше не рисковать, — решил Эмиль, когда очередная попытка выехать на большую дорогу провалилась. — Ночью из города не выберемся. Включи радио.

Антон переключал, пока не забубнили новости. Они сами ничего не знают. Понятия не имеют, мертв Бессонов или ранен, а у меня, почему-то не спрашивали. В темноте мы подобрались к пятиэтажке с уютно горящими окнами и припарковались у подъезда. Я не рискнула задавать вопросы.

Эмиль вывел меня из машины. Я спотыкалась на каждом шагу, но шла, представляя, как Андрея берут менты или даже люди Бессонова, если настигнут его первыми. В подъезде пахло краской и затхлостью. Как ни маскируй, запах старости никуда не денется. В салоне меня укачало, а этот запах добил — ком подкатил к горлу, меня замутило.

Эмиль вел меня на второй этаж, Антон замыкал цепочку. Передо мной открыли дверь: пространство наполненное светом закачалось. Я вошла почти на ощупь, дошла до кухни и упала на стул.

Вдох-выдох. Спокойно… Мантра не сработала.

— Твою мать…

Услышав тяжкий вздох Эмиля, я открыла глаза. Он вывернул пиджак, рассматривая резаную дыру в боку. Затем быстро расстегнул рубашку — под ней оказался легкий бронежилет, плотно обхвативший тело от пояса до шеи. Разрезанную рубашку бросил на пол. Бронежилет тоже оказался поврежден.

— Чуть не прирезал, — он расстегнул броню и направился в ванную.

Я думала, он упрекнет меня, но Эмиль даже в мою сторону не взглянул. Андрей едва его не пришил… Это была схватка, в которой бьются насмерть, и даже на последнем издыхании тянутся перегрызть врагу горло.

На пороге кухни показался Антон.

— Как вы?

Я подняла голову. Антон выглядел паршиво: бледный, осунувшийся, глаза ввалились. От него прежнего буквально половина осталась. В больнице он сильно похудел, и теперь выглядел нездоровым. Я кивнула, но он не отстал.

— С вами все в порядке?

У меня ссадина на скуле, вспомнила я. Лицо наверняка отекло. У меня не было сил об этом думать.

— Пустяки, — отмахнулась я, с трудом встала и поплелась за Эмилем.

В бедной однокомнатной квартире на стенах даже обоев не было — побелка только. Мебель самая простая и той почти нет. Даже светильники — простая лампочка в патроне. Эмиль мыл руки. Я остановилась в проходе, глядя, как в сток убегает розовая вода. Он умылся, промыл глубокую царапину под мышкой и, сорвав с крючка пушистое полотенце, уставился на меня. Молча и холодно. Без выражения. А затем как ни в чем ни бывало вытерся, швырнул полотенце в корзину для грязного белья, и прошел мимо.

Я с болью смотрела ему в спину.

Он не спросил, почему я не улетела, и как оказалась с Андреем. Может, и так знает, но я понимаю, почему он так себя ведет и вновь окружает меня стеной молчания. Эмиль злится на меня.

— Антон, жрать хочешь? — бросил он в комнату, затем ушел в кухню. Через минуту по квартире поплыл запах яичницы.

Оказалось, мой муж прекрасно управляется с готовкой. Эти полгода он провел практически в полевых условиях.