Владимир был источником радости для всех. Даже сам великий князь Павел, так часто полностью погруженный в свои мысли, в его присутствии много смеялся. Он любил листать альбом карикатур, нарисованных Бодей, который всегда замечал человеческие странности, и в первую очередь свои собственные. Что же касается Ирэн и Натали, то о них он говорил откровеннее всего и делал очень психологически точные замечания о той глубокой связи, что была между ними[26]. «В тот год Ириша впервые соблюдала пост. Она поехала с нами в церковь без Наташи, которая не знала, чем заняться дома. Ее вывели на прогулку, но, казалось, ей было скучно. Ириша всегда была “заводилой” в играх, и Наташе было не по себе оставаться без старшей сестры, к тому же они и не привыкли расставаться. Если одна из них болела, другая грустно слонялась по дому, как тень. Когда они играли вместе в саду, то непременно ссорились, но через пять минут игра продолжалась как ни в чем не бывало. Как говорится в пословице: “Вместе тесно, а врозь – скучно”».
До 1913 года, когда Натали исполнилось восемь лет, Бодя разделял с родителями изгнание, но потом, с позволения царя Николая II, он вернулся в Россию для обучения в Пажеском корпусе[27]; выбора у него не было… По традиции мужчины их семьи становились офицерами. С тех пор его сестры с нетерпением ждали, когда он приедет в Булонь на каникулы, одетый в темно-синюю форму с золотыми петлицами и в каске с белым султаном. Однако никто не ожидал, что обучение вдалеке от дома так повлияет на Владимира; все изумлялись тому, как он изменился. В выборе такой формы образования чувствуется рука великого князя Павла, который, в противоположность своей супруге, «относился довольно равнодушно к тем качествам, за которые так ценили его сына»[28]; более того, «эти богемные склонности изумляли его и, возможно, немного тревожили»[29].
Время показало, что он был прав. Боде, оказавшемуся в разлуке с родными, вдалеке от обожания, которым окружали его мать и сестры, пошло на пользу общение с мальчиками своего возраста и строгая дисциплина Пажеского корпуса. Его поведение стало естественней и проще, но при этом он не оставлял своих прежних увлечений.
Его отъезд стал первым серьезным переживанием для маленькой Натали.
3
В январе 1912 года великий князь Павел вновь обрел милость императора Николая II. Спустя почти десять лет после изгнания царь решил, по случаю празднования трехсотлетия династии Романовых, простить непокорного дядю, единственного на тот момент оставшегося в живых брата своего отца Александра III. Для того чтобы окончательно узаконить свое решение, он специальным указом назначил его почетным шефом 79-го пехотного Куринского полка[30]. Естественно, что после этого великий князь хотел покинуть Францию, чтобы окончательно вернуться с семьей в Россию. В том же году он отправился в Царское Село, чтобы построить там дворец. Он проектировал его, вдохновленный своим поместьем в Булони, и украшал привезенными из Франции произведениями искусства. Дворец еще не был полностью закончен даже ко времени их переезда в мае 1914 года.
«Мебель из парижского дома, картины, витрины, все вещи, купленные во время двух путешествий по Италии и Германии, привозили на грузовом поезде…»[31] Натали уже исполнилось тогда почти девять лет, и до этого момента она никогда не уезжала из Булони, кроме как летом на воды в Виши или в Баварию, в Биарриц – каждый год они подолгу жили на своей «Кокетливой Вилле», поэтому для нее переезд стал настоящим приключением! Из привычного окружения с ними в новую жизнь отправились только мадемуазель Теро и мисс Уайт. Она совсем не была готова ко встрече с Россией, страной очень отсталой и одновременно очень развитой. Однажды они, к своему ужасу, увидели впряженных в упряжь бурлаков на Волге, которые еле-еле тащили за собой баржу; на следующий день, вернувшись с санной прогулки по полям, сверкающим от снега, они с удивлением обнаружили, что их встречает слуга, единственной работой которого было стряхивать снег с одежды господ специальной, только для этого предназначенной щеткой…
Легко можно вообразить, с каким восторгом Натали узнавала Санкт-Петербург, где сразу после приезда они жили во дворце отца – дом 68 на Английской набережной, в ожидании переезда в Царское Село. Город, построенный ее предком Петром Великим в 1703 году, с 1712 года был постоянной императорской резиденцией. Это строительство ознаменовало конец византийского стиля: наступало время архитектуры Центральной и Западной Европы. Так возник очень декоративный стиль, вошедший в историю архитектуры под названием «русское барокко». Самые известные архитекторы того времени – Трезини, Валлен де ла Мот и Растрелли – годами работали в России, отдавая городу все свое воображение и вкус. Дворец Академии изящных искусств в малом Эрмитаже, собор Казанской Божией Матери – массивное серебро иконостаса и парапетов было изъято у наполеоновской армии, разграбившей московские церкви, – крепость Адмиралтейства и, конечно, статуя всадника Петра I Фальконе… Этот город с набережными розового гранита вдоль Невы, пестреющей мозаикой качающихся на волнах лодок, без сомнения, поразил воображение такого чувствительного ребенка, каким была Натали.
В Царское Село они приехали из Санкт-Петербурга на поезде по первой железной дороге, построенной в России в 1837 году. Там еще живы были воспоминания о Пушкине; молодой поэт прочел здесь 8 января 1815 года в присутствии писателя Гавриила Державина свою знаменитую поэму «Воспоминания о Царском Селе». Здесь находился легендарный Летний дворец, окруженный красивейшим парком, – за его бело-синим с золотом фасадом проходили когда-то музыкальные вечера под руководством Иоганна Штрауса… Поместье великого князя Павла, вокруг которого разбили французский сад, было обнесено решеткой из темного металла с бронзовыми медальонами с инкрустированной буквой «П», написанной кириллицей над императорской короной. Наступал вечер, и фонари, украшенные акантовыми листьями, – город был первым в Европе, где провели электричество, – отбрасывали на снег радужные блики… Анфилады комнат… В будуаре в стиле «розовая гостиная» графиня де Гогенфельзен собрала все свои любимые вещицы. В парадной столовой «серебряная посуда и хрусталь XVII и XVIII веков поблескивали в стеклянных шкафах-витринах»[32], гулко отдавалось эхо в большом зале для приемов и балов, который все время пустовал… И конечно, просторная библиотека! Таким был новый дом, в котором теперь росла Натали.
После возвращения в Россию она обнаружила, что у нее очень много родственников, почти незнакомых: бабушка по матери, Ольга Васильевна Месарош, которую все называли Бабакой, сводные сестры Марианна и Ольга, их брат Александр и кузины – великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, дочери императора Николая II. В свете дальнейших событий очень интересно, что Натали и великая княжна играли вместе. А ведь «загадка Анастасии» стала одной из самых таинственных историй ХХ века! Они встречались в церкви или на прогулке в садах Александровского дворца, где в недавнем прошлом обитали лоси и кабаны, предназначенные для царской охоты, или в парке к западу от Большого Екатерининского дворца – среди елей там стоял очаровательный красно-золотой китайский театр, каприз Екатерины II…
В первые же недели после переезда жизнь вошла в привычное русло. По воскресеньям Натали с родителями, как всегда, ходили на утреннюю службу, чаще всего в Федоровский собор, куда ходила и царская семья. Там девочка встречалась со своим крестным, великим князем Николаем Михайловичем, и со многими старинными знакомыми родителей. В течение недели мисс Уайт смогла вернуться к прежнему расписанию ежедневных занятий. Натали, бегло говорившая на французском и английском, должна была срочно заняться совершенствованием русского языка. Как и Бодя, которого сразу после приезда в Пажеский корпус с трудом понимали наставники и товарищи и который быстро преодолел эти сложности, она делала уверенные успехи в овладении языком предков.
Как и в Булони, занятия прекращались для перерыва на традиционный чай «файф-о-клок»; в гостиной они встречались с гостями родителей, которые часто оставались на ужин. Среди приезжавших с визитами были самые разные люди: даже сам царь («У нас бывал император»[33]) или их кузен[34], загадочный князь Феликс Юсупов, чье имя неразрывно связано с историей России.
В одном существе слились воедино размашистый характер боярина XVI века, изысканная небрежность воспитанника Оксфорда, славянская чувствительность ко всему мистическому и странная сексуальность – «большие светлые прозрачные глаза и фигура подростка делали его похожим на ангела, не имеющего пола»[35] В Петербурге ходили разные слухи о ночных похождениях этого самого известного в городе человека. Эксцентричный, богемный и с очень широкими взглядами – среди его ближайшего окружения были и король Мануэль Португальский, и известная куртизанка Эмильенн д’Аленсон, – многих приводящий в смущение… таким был князь Юсупов. В своих воспоминаниях он охотно пишет о визитах в их дворец. «Они были нашими ближайшими соседями в Царском Селе. Две дочери великого князя Павла разыгрывали перед гостями прелестные спектакли. Их брат Владимир был настолько одарен, насколько это вообще возможно. Если бы он не был зверски убит в Сибири (…), то стал бы одним из лучших поэтов нашего времени. Его сестра (…) Ирэн, красивая и умная, была очень похожа на свою бабку, императрицу Марию, супругу Александра II (…). Самая младшая, Натали, юная и изящная, была грациозна и нежна, как ласковый котенок»[36]. Если судить по фотографиям того времени – перед нами маленькая розовощекая девочка с ангельским личиком, в муслиновых белых платьях с воланами, – сравнение с хрупким котенком, доверчивым и мечтательным, кажется самым правильным. Но беззаботная жизнь в кругу любящей семьи длилась недолго. В августе 1914 года, спустя всего три месяца после переезда в Россию, началась Первая мировая война.
4
Никто уже больше не отрицает, что убийство наследного эрцгерцога Австрии сербом-патриотом в Сараево было лишь последней каплей: к драматическим событиям лета 1914 года привело множество причин. Россия, связанная с Сербией договором, официально заняла позицию против могущественной Германии. Тем не менее царь сделал все возможное, чтобы образумить кузена, императора Вильгельма II, объявив о решении защищать это маленькое славянское государство от несправедливого нападения. Торжественное чтение Военного манифеста проходило в Казанском соборе. Члены правительства, русские и иностранные сановники, Императорский совет, Сенат, чиновники, офицеры императорской гвардии в парадной форме… здесь были все. Когда появились Николай II и великие князья, воцарилась полная тишина. Морис Палеолог, посол Франции в России и близкий друг великого князя Павла и его супруги, стоял прямо перед царем, а митрополит медленно читал манифест. Когда была произнесена последняя фраза, государь воскликнул низким голосом: «Перед Богом клянусь, что мир не наступит, пока хоть один враг остается на земле империи. А теперь я хочу благословить своих солдат!»[37] Толпа, упав на колени, запела национальный гимн.
Для Натали война означала расставание с родными; в первую очередь это касалось трех ее братьев. Владимир, которому не исполнилось еще восемнадцати, до срока окончил Пажеский корпус и в декабре был зачислен в Императорский гусарский полк. В день отъезда мать и сестры пошли вместе с ним на службу в шесть часов утра; кроме них и царицы Александры Федоровны, в Знаменской церкви не было ни души. Впоследствии за проявленное на фронте мужество и за преданность своим солдатам он был награжден орденом Святой Анны IV степени. В течение долгих недель, проведенных в окопах, он не прекращал рисовать и писать – в 1915 году вышел первый сборник его стихов на русском языке.
Что касается Александра фон Пистолькорса, старшего сына графини де Гогенфельзен, он вступил в «Дикую дивизию» и сражался с австрийцами в Карпатах. После двух долгих лет врачи настояли на его демобилизации. В декабре 1916 года его с почетом отправили служить в главный штаб генерал-губернатора Финляндии. Наконец, Дмитрий, которого маленькая Натали очень любила, 4 августа вступил в кавалерийский полк и принимал участие в кровопролитных боях в Восточной Пруссии. Во время выполнения одного особенно опасного задания, когда погибла половина офицеров, он спас раненого солдата и отвез его в лагерь на своей лошади. За проявленное мужество Дмитрий получил крест Святого Георгия. И только великий князь Павел, здоровье которого было всегда очень слабым, оставался в Царском Селе.
Женщины в семье тоже не сидели без дела. Великая княжна Мария пошла на курсы медсестер и получила диплом в 1916 году, а графиня превратила бальную залу в швейную мастерскую, чтобы помогать пленным. «Что касается императрицы (…), мы встречали ее с детьми в больнице, где она и две старшие дочери работали медсестрами, – вспоминает княгиня Ирэн Палей. – Две младшие, как потом и мы, приносили раненым сигареты и пытались успокоить»[38]. Нетрудно себе представить, как тяжело было Натали переносить почти ежедневные встречи с молодыми инвалидами, особенно после того, как братья ушли на фронт.
Присутствие великого князя Павла очень помогало дочерям сохранять душевное равновесие в это трудное время, тревожные телеграммы приходили одна за другой… Натали встретила первую зиму в России, и великий князь часто водил их кататься на лыжах в Павловский парк, чтобы как-то отвлечь. Он привязывал девочкам деревянные лыжи кожаными ремешками к войлочным сапожкам и следил, как они скользят вниз по крутым, поросшим деревьями склонам. Но даже мысли о том, что они могут испытывать страх, не допускалось! Когда погода была очень морозной, он энергично растирал им носы, щеки и подбородок шелковым платочком. Дома их ждала графиня с горячим самоваром. Война изменила ее; она была утомлена работой и подавлена тревогой за уехавших сыновей. Тем не менее в августе 1915 года произошло событие, крайне обрадовавшее ее: царь пожаловал ей титул княгини Палей, переходящий и детям. Это было безусловным знаком признания, не требующим никаких комментариев.
Война разгоралась. Великий князь Павел, не выдержав двухлетнего бездействия, вопреки предписаниям врачей, двадцать седьмого мая 1916 года принял командование над 1-м Гвардейским корпусом. Армия отняла у Натали последнюю опору и поддержку. Единственным утешением княгини Палей и двух ее дочерей стало известие о том, что после двадцати месяцев в окопах Бодю назначили адъютантом отца. Вместе им было легче переносить одиночество и лишения. Великий князь, которому в ту пору было уже пятьдесят шесть лет, не обладал крепким здоровьем, но шел на все риски, связанные с новым назначением. Когда его генеральный штаб, располагавшийся в Сокуле, на линии Волынского фронта, бомбили – за десять часов было сброшено семьдесят бомб, – мужество князя, стоявшего рядом с солдатами, и его сила духа восхитили всех.