— Ничего, — ответила я.

— А что это с Тру стряслось?

Я снова сказала:

— Ничего.

— Я собираюсь хорошенько здесь прибраться, а потом Эдди отвезет вас к офицеру Расмуссену.

— Сегодня? Я думала, сегодня мы просто соберем вещи. — Уж больно быстро все происходило. — А ты сама? Ты тоже будешь жить у Расмуссена?

Мне показалось, Нелл сейчас посоветует мне не совать нос в чужой вопрос.

— Я собираюсь пожить у Эдди, потому что миссис Каллаган сказала, теперь можно, раз уж мы хотим пожениться.

Она глядела на Тру, которая все плакала и плакала — как грозовая туча, накопившая целое море слез. Насмотревшись на Тру, Нелл перевела взгляд на меня:

— Знаешь, Салли, тебе не обязательно всю жизнь играть вторую скрипку.

Поскольку я никогда не играла на второй скрипке и вообще ни на каком музыкальном инструменте, то решила, что Нелл, наверное, опять чуточку пьяная. А она вдруг взяла и улыбнулась. Все, точно. Нелл напилась вдрабадан на радостях.

Я снова легла на кровать и потерла Тру спину, ходившую прямо ходуном. Поскольку она по-прежнему так ничего и не сказала, я решила, что Тру, наверное, опять замолчит и откажется разговаривать, как после аварии. Но сестра нашла чем меня удивить — как обычно.

— У меня тоже есть для тебя секрет, — сказала она в стену.

Я совсем не рвалась немедленно услышать еще один секрет, норму секретов за один день я и так уже перевыполнила.

— Я закрыла руками папины глаза, — сказала Тру. — Положила пальцы прямо ему на глаза.

За окном дождь все лил и лил, его шум обычно мне нравился, но сегодня дождь стучал уж очень громко, да еще ветка терлась о стекло, словно хотела укрыться внутри.

— По дороге с матча папа и дядюшка Пол поругались, — всхлипнула Тру. — Я ужасно хотела, чтобы они перестали ругаться. А они все орали друг на друга, что-то про тебя и про твой день рождения, а я хотела, чтобы они вспомнили про меня, и поэтому сыграла в «Угадайку» с папой, прямо там, в машине, он крикнул, чтобы я прекратила, и вот почему он врезался в то дерево, и это был такой жуткий звук, такой грохот… — Она закусила уголок наволочки, чтоб зубы не стучали. — Я… Мне так жаль, что я убила папу.

Бедная, бедная Тру. Как долго она хранила свой секрет, такой кошмарный… Я снова погладила ее по спине и сказала:

— Папа просил передать, что ты не виновата, он именно это и хотел сказать. Клянусь двумя любящими сердцами сестричек О’Мэлли и всем, что есть святого на небе и на земле: он простил тебя.

Поняв, что я говорю чистую правду, Тру попросила тоненьким голоском: