— Мне вообще-то тоже не хочется! — высказалась Жаклин.

Петр Арсентьевич метнул на нее почти грозный взгляд.

— А ты полагаешь, мне хочется?! Устал! Дома — Людмила Савельевна, покой, уха из осетрины. А тут сиди слушай, то поддакивай, то улыбайся, то выражай сочувствие или изображай безбрежный смех в ответ на его плоскую шутку. Обедать с такими высокими персонами — это для нас, зависимых творческих работников, сущее наказание, но ничего не поделаешь!

Однако ужином дело не ограничилось. Через несколько дней Сам опять потребовал Жаклин, но уже без Петра Арсентьевича. Жаклин воспротивилась.

— Вы же знаете, чем этот ужин должен закончиться! — возмущенно воскликнула она.

— Знаю, — согласился Петр Арсентьевич. — Но я также знаю, в отличие от тебя, чем закончится наше пребывание в театре, если этот ужин не состоится!

— Ну и чем? — сверкнула обиженным взглядом Жаклин.

— Нашим с Гарриком увольнением! А с приходом нового режиссера твоим перемещением в массовку. Страна забудет об актрисе Рахманиной, толком еще и не узнав о ней! — коротко, но абсолютно ясно объяснил Петр Арсентьевич.

Они были вдвоем в квартире. Петр Арсентьевич расхаживал по гостиной под перекрестными взглядами портретов предков.

— Ты понимаешь, какого труда мне стоило добиться назначения в этот театр? А теперь из-за твоего «не хочу» все полетит к черту!

Жаклин молчала, глядя исподлобья на свекра. Высокий, статный, даже величественный. Черные волосы гладко зачесаны назад, крупный породистый нос, темно-карие глаза, как у сына.

Жаклин показалось, что он забыл о ее присутствии, но Петр Арсентьевич прервал молчание глубоким вздохом:

— Я перебрал все варианты! Ну нет никакой возможности отвязаться от Него! Он сейчас в такой силе!.. Скажу честно, он мне намекнул, что возьмет наш театр под особое внимание, то есть придираться не будет, разрешит ставить по нашему выбору, в рамках разумного, конечно, и самое главное, увеличит, насколько возможно, под видом эксперимента, финансирование!.. Ну, какую бы ты роль хотела сыграть?..

— Катарину!

— Считай, что мы уже приступили к репетициям! При условии, конечно, ужина с Ним.

— Нет! Петр Арсентьевич, не могу! — обратила к нему молящий взор Жаклин. — Я не капризничаю! Я жена Гаррика! Как же мы будем после этого с ним жить?

— Гаррика я возьму на себя! И потом, он ничего не узнает. Это будет нашим с тобою секретом.

— Нет, не могу! — поднялась со стула Жаклин, чтобы закончить этот дикий разговор.

Петр Арсентьевич, наоборот, опустился на диван.

— Ну что прикажешь делать?.. Это конец!..