— И на вас?

— Вы всех здесь знаете, — бросила между прыжками. — Кто эта дама?

— Которая?

— Вон та.

Но он и не глянул:

— В девичестве — графиня Ивина.

— Она замужем? За кем?

Но фигура сменилась. Алина снова подала руку Бурмину. Она видела, что первое впечатление, произведённое ею, не было восторженным. Но это скорее хорошо: восторженность внушала ей омерзение, ибо соседствовала с глупостью.

И всё же первое впечатление было хорошим. Алина понимала это по всем тем мелким знакам, которые по отдельности не значат ничего, но все вместе — значат многое. Он с удовольствием держал её за руку. Он с удовольствием обхватывал её талию. Он смотрел на неё. Он… Но тут музыка закончилась.

— К кому вы хотите, чтобы я вас подвёл?

— Вон сидит моя maman.

Вдруг её пальцы больно стиснуло. Алина вскинула глаза. Бурмин разжал хватку, он был смущён:

— Бог мой, простите великодушно, княжна.

Алина наивно хлопнула ресницами:

— За что?

И ласково, глядя в глаза, пожала его руку в ответ.

Княгиня Несвицкая просияла им открытой улыбкой. «Какие maman вставили хорошие зубы», — удовлетворённо отметила Алина. Ей вдруг стало важно, какое впечатление производит мать.

— Господин Бурмин. — Княгиня протянула для поцелуя руку. Заговорила просто и весело: — А я много о вас знаю, хоть и не приложила к тому никаких усилий. Мы принимаем по понедельникам и четвергам. Будем рады. Ах, ну вот, столько о вас слышала, что и забыла, что не знакомы. А теперь уж неловко искать, кто бы нас представил.

«Стерва умеет, когда хочет», — с улыбкой глядела Алина на мать, на Бурмина. А княгиня продолжала распускать своё обаяние — и даже казалась простой:

— Придётся предстать невежей. Ведь вы простите мне? Княгиня Несвицкая. Моя дочь Алина. Что ж, много ли веселилась, милая? — нежно обернулась к ней.