– Сначала обсудим условия нашего сотрудничества.

– Всё, никакого сотрудничества. Ты и так меня в жуткое дерьмо загнал своими прожектами.

– И тем не менее.

Барсук подошёл к Дмитрию. Разорвал рубаху на груди, обнажив татуировку. Потом достал изогнутый короткий клинок, коснулся: Дмитрий едва не вскрикнул. Грудь загорелась нестерпимо, заныли рёбра; показалось, что кобра раскручивает кольца, отрываясь от кожи. Лезвие Орхонского Меча тоже отозвалось, засияло тусклым синеватым светом.

– Узнал, – удовлетворённо сказал Барсук, – соскучился: ишь, искрит. Да и змейка узнала. Прямо жуть берёт: а ну кинется?

– Я не буду работать на тебя, даже не начинай. Без меня свои авантюры проворачивай. Тошнит от тебя.

– А уж меня как! Я бы давно велел тебя утопить, украсив шею железякой пуда в два, чтобы наверняка не выплыл. Но без тебя не выйдет, увы. И дело даже не в том, что из-за отсутствия гарантий победы в виде властителя Орхонского Меча среди монгольских принцев раздрай. Гуюк и Мункэ уже ушли, забрав свои тумены, орда ослаблена вдвое. А в том дело, что чётко сказано: «На поле под Пизой сошлись в последней битве войска, верные понтифику, и соперники его – монголы и император. И была сеча: чаша весов колебалась, никто не хотел уступать, но всё решил белоголовый король, владеющий Орхонским Мечом, и принёс победу». Наши спецы не сильны в алтайском диалекте старомонгольского, поэтому я поначалу решил, что перевод неточный. Либо имеются в виду не волосы на голове, а перья, украшающие шлем: например, лебединые, принятые у булгар. А оно вон как оказалось! Ты же теперь не рыжий, а как раз белоголовый.

– И где это написано?

– Бхогта-лама, «Сокровенные беседы», Серебряная глава. Так что, дружок, никуда нам друг от друга не деться. По крайней мере, в ближайшие полгода.

– Ничем ты меня не заставишь, Барсук. Я ведь всё потерял: любимую, Родину, честь. Даже имя. Я сам пытался умереть, но пока не вышло. Враги хлипкие попадались. Так что не затягивай. Убивай.

– А если я предложу тебе сына?

– Не верю. Ты в прошлый раз Романа обещал – и что?

– Ну, в этот раз у меня не крестик на верёвочке, а более серьёзный аргумент. Выгляни на улицу.

– Верёвки сначала перережь.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Барсук. – Забыл, что ты связан. Так, парни, поставьте его. Путы пока снимать не будем, а то ещё драться начнёт.

Знакомые уже брюнеты со следами недавней встречи на лицах подошли, подняли Дмитрия, поставили перед окном, придерживая под локти, чтобы не упал.

Разглядел не сразу: искал ведь пятилетнего рыжего пацанёнка в красных сапожках. А увидел семнадцатилетнего высокого молодого мужчину в чёрном плаще с тамплиерским знаком на плече, стоящего на причале совсем близко – в двадцати локтях. Не поверил, зажмурился. Вновь открыл глаза. Закричал:

– Ромка! Сы…

Брюнет заткнул рот Дмитрию волосатой рукой, оттащил. Усадил на стул спиной к окну.

– Говорю же – не раньше, чем договоримся, – сказал Барсук, – убедился, что всё в порядке? Твоё семя, ни с кем не перепутаешь. Я даже дам поговорить полчасика. Потом Роман будет в надёжном месте, чтобы ты не взбрыкнул. Всё поставлено на карту: монголы уже взяли Загреб. Батый начинает марш из Венгрии. Первые тридцать тысяч всадников будут тут через две недели. А потом… Эх.