Вслед за Смолькиным из блиндажа вылез здоровенный боец в шинели.

— Что вы, товарищ, лезете без разрешения! — ревел он с вятским выговором. — Здесь БЭП расположился, а вы лезете. Сейчас раненые начнут поступать!

— Постой, постой, ты кто такой? — смущенно спросил Смолькин.

— БЭП здесь, расположился.

— А это что такое, БЭП?

— Батальонный эвакопункт.

И тогда выяснилось, что боец не помнит ни номера своего батальона, ни фамилии командира. Назначение в эвакопункт получил он два дня тому назад. Ему показали — иди вон в ту деревню. Он пошел, БЭП в ней не обнаружил. Два дня он блуждал безрезультатно в поисках своего БЭП, наконец здесь увидел новый блиндаж, услышал шум близкого боя и решил обосновать самостоятельный эвакопункт, не отрываясь далеко от переднего края и не уходя дальше в тыл. Фамилия его подходила к характеру — Задорный. Мне вспомнилась сказка о хитром солдате, который попав на «тот свет», обманул и бога и чорта. Он решил не селиться ни в раю, ни в аду, а путешествовал туда и обратно, неплохо устроив свою жизнь.

— Долго ты намерен скрываться таким способом? — с трудом сдерживаясь, спросил я Задорного.

— Пошто скрываться? Я не скрываюсь, хоть сейчас в бой пойду. Боюсь я, что ли? Почитай, от Ковеля в боях. То разве моя вина, что я свое место потерял? Солдата определить надо, чтобы он знал, где его место. А так, не определившись, до морковкиных заговен проходить можно.

Казалось, санитар готов был перейти на нас в наступление за нераспорядительность. Из документов у него оказался единственный солдатский — черная трубочка.

— Винтовка есть?

— Есть. — Он отбарабанил номер винтовки. — И санитарная сумка есть.

Что с ним было делать? Мы назначили Задорного санитаром первой роты, и, надо сказать, он оправдал на деле свой взгляд на то, что солдат должен знать свое место. Он перевязывал раненых на поле боя, вытаскивал их из-под огня до тех пор, пока сам не был тяжело ранен двумя осколками мины в живот. Из-под огня его самого вынес легко раненный боец, которого он хотел перевязать на поле боя. Смолькин был очень растроган, узнав о случившемся с Задорным, и пошел его навестить.

— Не сердись на меня, товарищ командир, — еле переводя дыхание, зашептал запекающимися губами Задорный. — Почти от Ковеля в боях, но чтобы бояться, так я не боюсь. Бойца определить надо, чтобы знал, где он и что…

Оборона на нашем участке продолжала оставаться непоколебимой. Глядя на героические усилия донбассовцев и гомельчан, я думал: «Не сдвинет нас враг». Но мы были заняты на узком отрезке фронта и не видели, не знали того, что делается на других участках. А там произошло то, что часто происходило в тяжелое время первых месяцев войны. Пока мы бились под Семеновкой, обороняя Гомель, враг вступил в город с севера.

К вечеру 19 августа я получил приказание — срочно прибыть в штаб армии, а командование передать Смолькину.