— Давай же, исгар, если ты этого не сделаешь, то это сделаю я рано или поздно, — прошептала она хрипло и обессиленно. — Я уничтожу тебя и себя — тоже.
Маар качнулся, склонившись, втягивая ее аромат, прикрывая ресницы. Ее губы так близко, такие мягкие, чувственные. Маар коснулся их краями своих губ, проведя, захватил нижнюю, втянул в себя, чуть посасывая и прикусывая. Он хотел ее заклеймить, но до сих пор не сделал это, он безумец. Впервые так неосторожен, так безрассуден, он ходит по краю бездны, и он не сомневался в ее словах. Если бы знала ассáру, насколько она была близка к тому, она почти его уничтожила. Он не убил ее сразу и проиграл, теперь она в его крови.
Страж все целовал ее губы, пробуя на вкус. Она его вся, каждый частичка ее тела его, и никто не смеет к ней приближаться. Он убьет каждого, кто посмеет. Он убьет Шеда за то, что тот смеет думать о ней скверно, и Доната за то, что тот не отрывает от нее взгляда, бурля возбуждением. Страсть и дикая ревность застилали разум. Наслаждение смешалось с болью, с горьким привкусом ненависти, с щекочущим запахом крови. Но боль была острее и ярче, Маар желал вырвать ее из себя, вырезать, сжечь, лишь бы избавиться от нее, но тогда он должен убить себя. Истана лежала под ним, полная ненависти к нему, этот яд забирал у нее последние силы, совершенно беззащитная и нежная, раненная его буйной атакой, словно сбитая в полете птаха, она не шевелилась. Он покалечил ее душу и истерзал тело, набросился на нее, как стервятник, порвав. Истана была чиста, и он был у нее первым. Если бы она промолчала, но несносная девчонка решила, что ей позволено так говорить. Но она права, он животное, нет, хуже. Маар — демон, он давно выжег в себе все чувства, обратив их в пепел и пустив по ветру. Истана распалила в нем их, разожгла сердце и тут же безжалостно разодрала его на куски, произнося эти слова, будя в нем страшную силу.
Маар покинул лоно, убрал руку с лица глубоко дышащей в ожидании ассáру. Посмотрел вниз, на темные пятна на постели и подсохшие разводы крови на ее бедрах и своем члене. Он поднялся, а она свела колени. Когда гримаса муки исказила ее лицо, в груди Маара что-то толкнулось. Он мог повредить ее, для нее он был слишком большой, он это знал, знал и намеренно причинял ей боль. Она права, он ублюдок, нет, хуже. Он еще сам не знал, каким беспощадным зверем является.
Маар оделся, намереваясь отыскать знахарку и позвать женщину, что бы та помогла Истане помыться.
2_5 Истана
Он ушел, этот зверь и чудовище, а его голос и дыхание все еще обдирают слух и кожу, они остались со мной. Я вздрагиваю и кусаю губы, до сих пор ощущая его член внутри себя. Я утопала в боли, меня будто разорвали на части, когда он проталкивался в меня резко, беспощадно, повреждая. Горят следы на теле от его касаний, оставленные его пальцами и зубами. Пытка для меня только наступила, когда все закончилось, и хлынуло потоком осознание того, что только что случилось, хоть я уже ничего не могла сообразить. Словно в густом мареве, качаюсь на грани небытия, где Маар продолжает терзать мое тело, кусать, целовать, облизывать соски и трогать, вторгаясь беспрерывно, а я жду, когда этот кошмар закончится, когда он перестанет жечь меня раскаленным железом, когда он отстранится и выпустит. Я всхлипываю и стенаю под ним. Хорошо, что он ушел, его присутствие добило бы меня окончательно.
Я, не разгибаясь, повернула голову, уставившись в потолок, дыша рвано и всхлипывая. Меня трясло, хотя внутри разлилась такая жидко-ледяная пустота, заковывая в лед мое тело. Мне казалось, что я даже дышать перестала. Чувство безысходности накрыло меня с головы до самых пят. Низ живота тянуло, между бедер ощущалась влага, болело все тело и не только — болела душа, мне не хотелось жить. Слезы застилали глаза, и что-то внутри меня надломилось, лед треснул, оставляя глубокие прорвы, и их ничем не заполнить, из черствой земли вырос не прекрасный цветок, а терновый куст с острыми ядовитыми шипами. Я стиснула зубы. Ничего у него не выйдет, проклятый исгар. Он не сломит меня, никогда! Пусть горит в пекле, но больше не увидит моих слез! Он сделал ошибку, оставив меня в живых. Внутри закручивалась воронка, разверзаясь пропастью, огромным провалом, в котором росло и ширилось что-то огромное, страшное, что- то, что давало мне сил.
Я вытерла влажные дорожки со щек. На меня обрушились воспоминания моего детства, то, что увидела, когда посмотрела в зеркало. Я не должна была этого делать, но это было неизбежно, ведьма все просчитала. И как так вышло, что именно исгар нашел меня? Видимо, я прогневила Ильнар, богиню судеб. Думать я сейчас не могла, просто не было сил, мысли путались, голова воспалилась, глаза жгли отчаянные слезы. Две жизни, что я прожила, стремительно сплетались тугим жгутом воедино, многое мне проясняя, но сейчас я не могла ничего воспринимать. И то, что этот исгар был подобием того, кто истерзал, а потом убил мою сестру. Мысль о ней взывала дикую боль, захотелось взвыть, закричать, но к горлу только сухой ком подкатил. И все же тут было много провалов и не схожестей, хотя бы то, что Маар молод. Если бы это был он, то ему было бы гораздо больше лет.
Через пульсирующую ломоту я слышала, как внизу поднялся шум, топот. Я, не пошевелилась.
Дверь открылась, и внутрь вошел он — вернулся. Я не смотрела на него, ощущая всем существом его присутствие, что разлилось по комнате, затопляя ее и меня тяжелой смолой — власть и сила, вот что несла его природа. В голове зашумело, когда он приблизился с полотенцем в руках, влажная ткань легла мне на кожу, утешающей прохладой. Вслед за мужчиной вошла женщина, хозяйка дома.
— Тебе нужно помыться, — сказал он.
А я его даже слышать не хочу, он истерзал меня, ранил и еще продолжает издеваться.
— Оставь меня, — сказала, но голоса не услышала, вместо него сиплый стон.
Кажется, просьба моя была услышана? Нет, я ошиблась. Маар склонился надо мной, поднял меня на руки, усаживая себе на колени, а я даже вырваться не могла, просто не получилось — ноги и руки меня не слушались, я их почти не чувствовала. Горько-сладкий запах, исходящий от его тела, проникал в меня, окутывая. Мне было противно все, и, как назло, он не надел ничего, кроме штанов.
Пока женщина меняла постель, Маар принялся сам вытирать мне ноги, проводя по бедрам и животу полотенцем.
— Скоро придет знахарка.
Я едва сдержалась, чтобы не послать его, но не стала. Я потерплю пока, пусть делает, что хочет, но когда-то придет и мое время.
Справившись с постелью, женщина выпрямилась, даже в свете ламп я видела ее белое лицо, полное сожаления и боли. Она все понимала, но молчала, страх перед ван Ремартом перетягивал веревкой горло.
— Уходи, — приказал ей исгар, и та, склонив голову, подобрав запачканную кровью постель, направилась к двери.