Фотография. Для людей, воспитанных в нарциссических семьях, полезно иметь реалистическую идею относительно того, кем они были как дети. Одним из путей справиться с ситуацией в детстве было думать о себе как о том, кто был в ответе за проблемы семьи (как о плохом, дефективном, тупом, и т.д) в попытке получить контроль, веря, что «если я испортил это, я могу исправить это». Будучи взрослыми, они все еще сохраняют искаженную идею относительно того, насколько ответственны (или сильны) они были — сколько контроля они имели, и кем они были как дети. Полезная техника для проверки действительности такова: нужно попросить пациента найти фотографию себя в возрасте от трех до семи лет, выбрать особую рамку для нее, и поставить ее туда, где она будет часто попадаться на глаза. Фотография заставляет пациента видеть себя таким, каким он в действительности был; особая рамка сообщает фотографии и ребенку на ней особенность и драгоценность; и необходимость часто видеть фотографию вынуждает пациента с большей готовностью смотреть в лицо реальности прошлого.
Это упражнение всегда интересно и познавательно для пациента. На каждом этапе оно дает пациенту возможности узнать о движущих силах в родительской семье, и о том, каким он был ребенком. Наличие фотографий часто бывает проблемой: или их нет, или пациент не может получить фото, или нет ни одной фотографии, где ребенок на ней один. Поиск рамки в магазине для фотографии также представляет проблему для многих пациентов: то у него нет времени; то рамки слишком дороги; то не получается найти подходящую; то он не хочет покупать рамку. Мы мягко упорствуем в просьбе раздобыть фотографию, приобрести подходящую рамку, и затем выбрать хорошее место, где ее поставить. С таким подталкиванием, в конечном счете пациент сможет сделать это.
Смотреть на себя в детстве обычно является шоком для пациентов; взрослые бывают удивлены тем, каким маленькими, как симпатичными, и как привлекательными они кажутся. Иногда фотографии очень грустны, а иногда они дышат счастьем. Они все вызывают все воспоминания и отражают некоторый аспект действительности детства пациента. Для пациентов часто очень болезненно смотреть на фотографии, потому что они — слишком острое напоминание о прошлом и поднимают из памяти слишком много чувств. Это упражнение может занять недели или даже месяцы, чтобы завершить его. Чего оно в конечном счете, достигает, — это возвращает действительность: то, что они были детьми, а не взрослыми маленького роста; то, что они были маленькими, бессильными, и зависели от других.
Они управляли очень немногим в их собственной жизни, уже не говоря о чьей-либо еще.
На более поздних этапах терапии мы часто предлагаем, чтобы пациенты говорили добрые слова ребенку на фото («Ты милый», «ты такой красивый», «ты заслуживал, чтобы тебя любили», «я люблю тебя», «ты так старался угодить» и так далее). Так как взрослый пациент, возможно, провел много времени, обвиняя свое детское Я в самых плохих вещах, которые происходили с ним (особенно в случаях откровенного злоупотребления), это может быть важной стадией в процессе лечения. Повторим, это может занять много времени. Особенно в случаях сексуального злоупотребления, весьма обычно для взрослого ненавидеть ребенка — думать о нем как плохом, грязном, противном, слабом, и т.п.. Если это случается, для пациентов часто полезно ходить в парки или на детские площадки, где есть очень маленькие дети и представлять, что то самое злоупотребление, которое они перенесли, происходит с одним из маленьких детей, которых они видят. Этот ребенок — плохой? Она заслуживает этого? Если у пациента есть свои дети, или маленький ребенок, которого он любит как часть своей жизни, полезно будет попробовать спроецировать свой жестокий опыт на своего малыша: был бы мой ребенок ответственен? Действительно ли она — плохая девочка? Она заслуживает того, что случилось со мной? Ответ — неизменно нет.
Также позже мы можем попросить пациента делать маленькие подарки ребенку на фото: для большинства взрослых (мужчин и женщин) цветок является символом принятия и любящего отношения, но даже бейсбольная открытка или конфета — что-нибудь, что обозначает любовь к пациенту — будет позитивно.
Когда взрослый может научиться принимать и любить ребенка на картине, он вступает на долгий путь к тому, чтобы быть в состоянии принять и полюбить взрослую версию того ребенка. Он также становится более способен реалистично оценить условия ответственности и контроля — и в прошлом, и в настоящем.
Деление на отсеки. Понятие деления на отсеки важно для пациентов, чтобы они могли начать различать между тем, чем владеют сами (и за что могут, соответственно, принять ответственность), и тем, чем владеет кто-то другой. Одна из самых больших проблем для взрослых, воспитанных в нарциссических семьях, — это то, что они имеют тенденцию брать ответственность за события, которые слабо контролируют или вообще не владеют контролем над ними (типа тех, что случались, пока они были детьми и, по существу, не имели никакой власти). При этом они отказываются принять ответственность за то, что происходит с ними сегодня (когда они уже взрослые и имеют немало власти над решениями, которые принимают и действиями, которые выполняют).
История Марка. Марк — мужчина двадцати девяти лет, который обратился к нам по поводу депрессии. В ходе курса лечения Марк вспомнил, как примерно в течение пяти лет подвергался сексуальным домогательствам со стороны священника их семьи, которые начались, когда Марку исполнилось семь. Семья Марка, исповедующая католичество, жила в бедности в течение многих лет с того времени, как у отца обнаружили рак. С тех пор отец был инвалидом и умер, когда Марку было двенадцать. «Отец Тед» был очень добр к семье, и мать Марка обожала его. Он помогал семье разными способами и особенно заботился о Марке, старшем ребенке и единственном мальчике. Он брал Марка на бейсбол, автошоу, в кино, на рыбалку, благодаря чему Марк получал множество положительных впечатлений, которые иначе бы не получил. Отец Тэд был семейным героем. Поэтому Марку было невероятно больно, когда всплыли воспоминания о вещах, к которым его принуждал отец Тед.
У Марка было много периодов, когда он говорил себе — «я все это выдумал; я больной; он никогда бы такого не сделал!» Конечно он знал, что это случилось, но принятие действительности было столь же угрожающе для Марка-взрослого, сколь опустошающим был пережитый опыт для Марка-ребенка. Марк защищался от болезненной действительности, наделяя свое детское «я» полномочиями взрослого: «я мог остановить это, если бы хотел; это была вся моя вина; наверное, я сделал что-то, из-за чего он решил, что я этого хотел сам; я был действительно порочным/грязным мальчиком». Марк принимал ответственность за осуществлявшееся над ним надругательство, наделяя свое детское Я властью и контролем, которых ребенок не имел.
И наоборот, Марк раз за разом отрекался от полномочий взрослого человека, делая утверждения вроде «я не могу трогать этого; это убьет мою мать; я не сержусь ни на кого; даже если это действительно было, нет никакого смысла говорить об этом сейчас». Сначала он отказывался найти фотографию, завести дневник (см. «Дневник чувств» в пятой главе) — другими словами, принять ответственность за свое выздоровление. Постепенно Марк стал видеть, что может позволить себе выражать гнев, вместо того, чтобы отрицать его в депрессии. Он узнал, что теперь имеет много контроля над своей жизнью теперь, и что следовало принять ответственность за нее. В то же самое время он наконец смог увидеть, что он не имел контроля в детстве и поэтому не мог взять ответственность за надругательство над собой. Использование техники фотографии помогло Марку провести это различие.
Проблема обобщения. Взрослые из нарциссических семей склонны обобщать проблемы ответственности и вины так, чтобы они завершались позицией — «все или ничего». В зависимости от дня недели, фазы луны, или отношения метрдотеля, они решают, что они ответственны за все («О нет! Идет дождь! Это я накаркал!») или ничего («Короче, я сказал ему, что если его не устраивает, что я прихожу на работу на три часа позже и в джинсах, то пусть засунет себе эту работу в... место, где всегда темно!»)
Склонность обобщать также проявляется как обыкновение смешивать несвязанные обстоятельства, как будто это отношения причины-и-следствия. Следующий фрагмент иллюстрирует этот пункт:
Мэри: я ничтожество. Три чека остались неоплаченными, Джонни провалил контрольную по правописанию, и водонагреватель сломался.
Врач: погодите, я здесь что-то не улавливаю. Я не соглашусь, что вы ничтожество, хотя я, конечно же, могу понять, что вы могли себя так почувствовать, когда три чека вернулись без оплаты, потому что не хватило денег на счету. Но я не вижу связи с контрольной работой Джонни и водонагревателем.
Мэри: Да я просто ни на что не гожусь! Если бы я была как нормальный человек, этого всего бы не произошло!
Врач: Вы говорите, что ваш сын не провалил бы контрольную, и ваш водонагреватель не сломался бы, если Вы были «как нормальный человек»?
Мэри: Именно!
Чтобы реалистично оценивать проблемы ответственности и контроля, выросшие в дисфункциональных семьях должны быть способны разложить свои эмоции о различных событиях по разным отсекам, различать виды чувств, серьезность и срочность ситуаций, глубину ответственности и степени власти/контроля.
Коробки. Один из инструментов, который мы считаем полезным при обучении пациентов умению раскладывать вещи по отсекам (как сдерживающее средство против обобщения) — это «игра в коробки». В ее самой элементарной форме, эта игра используется, чтобы показать, что отличающиеся факты могут существовать одновременно; например, что: