Книги

Нарциссическая семья: диагностика и лечение

22
18
20
22
24
26
28
30

Недостаточная доступность родителей

Когда мы говорим о недостаточной доступности родителей, мы имеем в виду доступность в эмоциональном плане — это не что иное, как иметь возможность поговорить о чувствах. Многие выходцы из таких семей скажут, что у них никогда не было глубоких и откровенных разговоров с родителями. Родители «делали что нужно» для них (то есть, возили их в школу, покупали продукты и вещи), но если детям действительно хотелось или нужно было поговорить о своих чувствах, то беседа быстро превращалась в раздачу советов (делай то-то, не делай того-то), в конфликт (ты должен быть сделать это или то), или отрицание (на самом деле тебе не плохо, ты просто хочешь кушать или устал; поспи и утром все пройдет). Родители были «слишком заняты», чтобы поговорить. И, конечно, дети видели, что родители заняты, делая то или иное для детей, для семьи, по работе. Поэтому, если ребенок был с чем-то не согласен, то выходило, что он сам эгоистичный, неправильный, злонамеренный.

История Анны. Анна — красивая девятнадцатилетняя студентка колледжа, которая подрабатывает фотомоделью. Она обратилась за помощью по поводу дистимии и булимии. Анне и ее брату, Маршаллу, было, соответственно, восемь и одиннадцать лет, когда их разведенная мать решила присоединиться к духовенству. Это требовало шести лет учебы, интернатуры, и работы на пол-ставки.

«В начале у меня был хороший дом с двумя родителями, двумя машинами, собакой и кошкой, а теперь вместо этого бедненькая квартира, без питомцев, без папы и практически без мамы. Я ненавидела эту конуру. Нет, я была не против квартиры или всей этой бодяги с разводом. В конце концов, я сама хотела, чтобы они развелись. И я, и брат, мы оба хотели этого. Мой папаша был настоящим подонком. Он дурачил маму и плохо обращался с нами, так что мы были рады разводу. Ну и квартирка была в общем опрятная, только довольно потрепанная. Мой брат и я считали, что теперь мы остались втроем во всем мире, и что теперь мама станет ближе к нам, когда отца нет.

«Но после того, как у мамы случилось это большое религиозное переживание, она просто изменилась. Сразу. И очень ощутимо. Это стало походить на жизнь с совершенно чужим человеком! До этого, после развода мама не то чтобы пустилась во все тяжкие, но стала довольно крутой. Она села на диету, отпустила волосы и начала встречаться с мужчинами, ну все такое. Это было круто. Но все же она оставалась мамой, и мы с братом находили это довольно забавным. К ней вроде как вернулась юность.

«Но она была мировая мама. Она говорила с нами, действительно говорила. Мы могли рассказать ей обо всем. Наши друзья тоже любили ее. Даже несмотря на то, что мы стали жить довольно бедно после развода, ничего не изменилось. В нашем доме всегда болтались все наши друзья; все они любили маму, а она любила их. Тот год был классным. А затем, как я уже сказала, с ней случилась эта религиозная штука, и она стала другим человеком. Она снова начала учиться, чтобы стать священником, и у меня вдруг не стало мамы». (После этих слов, у Анны показались слезы.)

«Она была всегда занята. Церковными вещами. И всегда вокруг были эти странные священники; они вели долгие скучные разговоры до поздней ночи. Я пробовала дожидаться, пока они уйдут, чтобы поговорить с ней, но засыпала.

Или плакала, пока не засыпала. Потом мой брат начал подрастать и отдаляться от меня. Я понимала его. Я хочу сказать, он был подростком, а я была все еще маленьким ребенком. Но все равно мне было больно — я была так одинока.... У мамы был бог, у Марша были его приятели и его девчонка... а у меня не было никого.

«Иногда я пробовала заговорить с мамой, но в ответ она только говорила, что знает, что мне трудно, но что ей тоже трудно. Что так скучает по мне. После этого она, бывало, прижмет меня к себе на секунду, поцелует и пообещает побольше побыть со мной потом как-нибудь. Ха! Она скучала по мне! Просто шикарно! Никто не заставлял ее скучать по мне — она могла быть со мной, ей никто не мешал! Многое из того, что она делала, ее никто делать не принуждал.

Это не входило в программу. Она делала это, чтобы выглядеть хорошей. Так что, мне было больно и одиноко. Еще я злилась, я думаю. Я начала развиваться в девушку, когда мне стукнуло одиннадцать, и в тринадцать я уже жила половой жизнью. Я ненавидела это! Но (Анна рыдает)... тогда хоть кто-то меня обнимал и позволял поговорить с ним. Я забеременела и сделала аборт, когда мне было четырнадцать — за две недели до того, как моя мама была посвящена в духовный сан».

«При... посвящении она была похожа на святую. Каждый говорил тогда — они до сих пор постоянно говорят мне об этом — насколько она открыта, как с ней легко говорить... какая она заботливая.... Я не знаю. Думаю, я вижу это. Да, она такая — для них. «Каждый обожает мою маму. Она творит добро. Я знаю, что это так. Но — как Вы можете ненавидеть кого-то за то, что он служит богу? Я чувствую себя такой гадкой!»

Нечеткие границы

В нарциссической семье дети испытывают недостаток в правах. Они не являются владельцем своих чувств; их чувства не учитываются. Когда мы не имеем своих чувств, тогда и другим не нужно принимать наши чувства в расчет.

Такие вещи, как индивидуальная сфера личности, в нарциссической семье принимают совсем другую окраску. Например, в здоровой семье личное пространство, право на уединение уважается и поощряется: родители не входят в спальни или ванные без стука, они не слушают телефонные разговоры других, не читают почту других, и не позволяют детям нарушать свое собственное личное пространство. Существуют ясные границы, есть ясные правила, определяющие то, чего члены семьи вправе ожидать друг от друга.

В открыто-нарциссической семье может не быть никаких правил уважения личного пространства или уединения. Эти понятия могут быть совершенно неизвестны в таких семьях. Имущество, время, и сами тела могут быть собственностью родителя, того кто присматривает за детьми, или более сильного отпрыска. В доме, где отец осуществляет сексуальное насилие по отношению к одному или нескольким детям, например, идея личной неприкосновенности выглядит нелепой для жертвы инцеста. Если она не вольна распоряжаться даже своим телом, то уж подавно не имеет какой-либо иной собственности и прав. Не существует никаких границ того, что она может ожидать или требовать от других (тот есть ничего), и что другие могут ожидать или требовать от нее (то есть все).

В тайно-нарциссической семье могут быть ясные правила, регулирующие все виды вопросов о границах, включая физическую уединенность. Проблема, однако, имеет две стороны. Во-первых, правила могут нарушаться родителями сообразно тому, как диктуют их потребности, а во-вторых, не существует границ для детей в отношении эмоциональных ожиданий. От детей всегда ждут, что они должны соответствовать запросам родителей, а запросы детей удовлетворяются только по счастливому совпадению. (См. «Бегущая мишень» ниже.)

Вопросы рамок допустимого представляют немалую сложность для живущего в нарциссической семье, а потому упоминаются во многих местах книги (см. шестую главу). Люди, выросшие в нарциссических семьях, зачастую не знают, что имеют право говорить «нет» — что у них есть право ставить границы тому, что они делают для других, и что они не обязаны (в физическом и эмоциональном отношении) быть в распоряжении любого, кто пожелает, в любое время. В семьях, где они росли, у них могло не быть права сказать «нет», или делать различие между разумными и неразумными просьбами. Дети в нарциссических семьях не учатся устанавливать рамки допустимого, поскольку это не в интересах их родителей учить такому — и в самом деле, тогда ребенок может применить это умение и установить рамки допустимого для них самих! (См. историю Джанин в четвертой главе).

Бегущая мишень

В предыдущем разделе было упомянуто, что в нарциссической семье дети могут получить насыщение своих эмоциональных потребностей случайно, как побочный продукт удовлетворения родительской системой ее собственных потребностей. Например, Сьюзи (ей шесть лет) имеет нужду в родительской ласке, чтобы с ней занимались, общались, играли. Мать Сьюзи обычно «слишком занята» (не важно чем — папой, кокаином, работой или погружена в депрессию — детям это без разницы) чтобы ответить на эту потребность, поэтому она кричит Джойс, старшей сестре Сьюзи (ей двенадцать) «займи ее чем-нибудь, пусть отцепится от меня!». Потребность Сьюзи в общении не удовлетворяется мамой; и потребности Джойс как в ласке, так и в автономии, не удовлетворяются мамой.

Но представим, что в гости приезжает свекровь. У мамы есть потребность в том, чтобы свекровь хвалила и ценила ее, а свекровь высоко ценит родительскую заботу. Поэтому, пока свекровь в гостях, мама всегда рядом с детьми, то и дело приголубит и обнимет их. Жажда родительской ласки обоих дочерей насыщается, у Джойс появляется немного свободного времени, ведь ей сейчас не нужно сидеть с сестрой и приглядывать за ней. Свекровь хвалит маму за заботу по отношению к детям, потребность мамы в положительной оценке со стороны других удовлетворяется. Все счастливы -временно. Мама удовлетворила потребности детей, но только сопутствующим образом, удовлетворяя в первую и единственную очередь, свои собственные нужды.