Я тихонько напел куплет этой полюбившейся нам на фронте песни. Потом — другой, третий… Сзади, позвякивая удилами, пофыркивая, топали кони.
— Эх ты, командир эскадрона! Хозяин, можно сказать. Сколько лошадей — почти табун. А допускаешь, чтобы твой друг, москвич, пешком ходил. Выручить не можешь. Выделил бы лошадку…
— Лошадку?.. — Дима замолчал. Через минуту как-то очень спокойно, тихо, но уверенно произнес: — Вот убьют меня сегодня, возьмешь моего серого. Вон он идет.
И Дмитрий кивнул на шедшего за ним с поводом, закинутым на шею, красавца коня.
Я не успел ничего ответить, как в голове полка, там, где шел Симбуховский, раздалась короткая автоматная очередь. Колонна остановилась. Через минуту оттуда передали: «Второй эскадрон — в голову! Комэска-два — к командиру полка!»
— Ну, я пошел. Прощай… — Зенский, придерживая од-пой рукой кобуру, другой — клинок, побежал вперед.
Пропустив второй эскадрон, я пошел туда же, к штабу. Симбуховский, начальник штаба майор Денисов, замполит Наумов и еще несколько офицеров стояли под большой развесистой сосной. Командир, разложив карту прямо на штабных санях, внимательно следил за карандашом, которым Денисов вел извилистую линию по зелени карты — лесу, которым мы шли.
— Василий Федорович! Эта деревня, подождите, взгляну… — Денисов поближе поднес трофейный фонарик. — Скрештувка или Скрегитовка, не разобрал точно. Партизаны говорили, в ней немцев много и укрепились они неплохо. Наверно, разведка напоролась.
— А где соседи наши? — спросил Симбуховский.
— Соседи? Вы же знаете, тридцать первый полк пошел на Деражне, вот сюда. Это недалеко…
— Эту Скрештувку или Скрегитовку — название какое-то скрипучее, черт его возьми… Да черт-то ее не возьмет, нам придется. А брать надо. Не обходить, а брать. Мы в голове, за нами дивизия. Тут подумать надо. Вот дороги, которые от деревни идут. У немцев здесь наверняка есть силенки. Эти дороги надо перерезать. Лучше всего вот здесь, на перекрестке… — Василий Федорович обвел пальцем кружочек на карте. — И держать этот перекресточек надо во что бы то ни стало, пока не возьмем деревню.
— Товарищ майор, разрешите мне! Четвертый эскадрон возьмет и удержит перекресток, — прикладывая руку к кубанке, уверенно произнес комэск капитан Кухарев, Симбуховский на минуту задумался:
— Нет! Я уже вызвал второй эскадрон. Перекресток оседлает Зенский. Твои соображения, старший лейтенант…
— Я думаю закрепиться на перекрестке тут и тут, — Зенский показал районы на карте начальника штаба, — Так мы оседлаем обе дороги. Но у немцев наверняка телефон между селами есть. Обрубим связь, чтоб своих не предупредили.
— Возьмите с собой бронебойщиков и ручные пулеметы. Пушек я вам не дам — они здесь нужнее. И не шуметь. Разведку веди, а ко мне связного пришли. Телефон… не знаю, сможете ли протянуть? Мой КП пока будет здесь. Ну, давай, старшой, ни пуха…
Зенский молча объехал строй своих казаков, скомандовал:
— По копям!
Через полчаса разгорелся бой на перекрестке, там, куда пошел эскадрон Дмитрия Зенского. Страшное предчувствие его оправдалось. Пуля, попав в медаль «За отвагу» и смяв ее, вошла в сердце. Это случилось 30 января 1944 года.
Остальные эскадроны, обойдя этот перекресток по лесной дороге, ворвались в Скрегитовку.
Тяжелое впечатление оставляли села и деревни, через которые проходил наш путь в январские дни сорок четвертого года. Все было разрушено, сожжено. Местные жители ютились в погребах и в землянках.