Должность эту занимал некто Шпаковский; и вместо того, чтобы раздавать и собирать книги обратно, составлять каталог, следить за чистотой и порядком, он «присвоил себе выписку книг и вообще всего для заведения нужного и ездит ежедневно с семейством в Одессу», хотя всем известно, что дешевле и быстрее делать заказы из Петербурга через комиссионера217. Мало того что библиотекарь обделывал свои дела за казённый счёт, так ещё и библиотека при нём не отапливалась, новые журналы не выписывались, хотя деньги и на то и на другое были выделены.
Книги из Морской библиотеки гуляли по всему Крыму. Просмотрев каталог, ревизоры выяснили: библиотекарь выписывал не специальную литературу, а... бульварные романы. Что же, и романы кто-то читает. Но при чём тут Морская библиотека? Средства на закупку книг офицеры собирали в складчину, жертвовали из своего не очень обширного бюджета, и уж точно не на покупку романов, по выражению Корнилова, для «женщин мещанского воспитания... писарш и комиссарш», то есть жён писарей и комиссаров.
Как только избрали совет директоров, началась новая жизнь библиотеки. В письмах Корнилова звучит рефреном: «...по мнению многих и в том числе Нахимова», «Нахимов со мной совершенно согласен». Вдвоём они составляли список книг и посылали его Лазареву. Теперь это всё были книги «учебно-морские, исторически-морские и вояжи»; большим спросом у офицеров пользовались книги по географии и истории. «Этого рода книги охотно читаются молодёжью и более, чем какие другие, содействуют к приобретению практического познания человека и развитию благородных побуждений: действовать и не быть пешкой на белом свете, а эти побуждения чуть ли не самые необходимые основы для образования хороших капитанов и адмиралов»218, — писал Корнилов. Вот для чего создавалась библиотека, вот о чём ратовали и чем занимались, не считаясь со временем и затратами из собственного кармана, Нахимов и Корнилов. Их стараниями за десятилетие — с 1844 по 1854 год — книжный фонд Морской библиотеки увеличился с шести с половиной до шестнадцати тысяч томов (для сравнения: в следующие 30 лет — всего на пять тысяч).
Выписывали они не только книги, но и популярные журналы, особенно любимые моряками «United Service» и «Nautical Magazine». Почему английские? Военная периодика в России была, офицеры читали газету «Русский инвалид», «Артиллерийский журнал», «Военный журнал» (издавался с 1810 года), «Инженерные записки», «Военно-медицинский журнал». Но специального журнала о моряках и для моряков на русском языке пока ещё не было.
Первый номер «Морского сборника» выйдет при содействии великого князя Константина Николаевича в 1848 году. Кредо журнала будет изложено по-военному чётко и коротко: порицать систему лжи, «хвалить умно, а не приторно». Впрочем, выход отечественного журнала вовсе не отменял чтения иностранных; даже наоборот, чем быстрее развивался флот, тем полезнее было читать о морских новинках двух самых могущественных морских держав — Англии и Франции. В «Nautical Magazine» (который, кстати, выходит по сей день) печатались статьи о важнейших событиях британского флота, его истории, географических открытиях, технических достижениях. Этот же журнал в годы Крымской войны будет публиковать репортажи с театра военных действий.
Полезные английские журналы Нахимов выписал не только для библиотеки, но ещё и для своих «молодцов-офицеров» на «Силистрии» — за свой счёт. Закупали члены совета директоров и техническую литературу, книги по инженерному делу, по корабельной и особенно пароходной части и даже «Журнал инженера-строителя и архитектора» («The Civil Engineer and Architect’s Journal»), хотя инженеры и кораблестроители имели в адмиралтействе свою библиотеку219.
Второго апреля 1844 года Морскую библиотеку торжественно открыли, отслужили молебен, прошлись по «щегольски отделанным» — так обычно моряки говорили о кораблях — комнатам, полюбовались стеллажами с книгами и даже, несмотря на уличную слякоть, не запачкали паркета. «Непогода эта послужила только доказательством, что при добрых правилах и аккуратном присмотре всякое общество без стеснения себя будет считать порядочным», — сообщил Корнилов Лазареву.
А в начале 1845 года случилось несчастье — возникший по непонятной причине пожар уничтожил любимое детище всего Севастополя. Книги спасали из огня, как спасают имущество с горящего корабля, с риском для жизни, и всё равно большая часть погибла в огне, сгорело и новое здание библиотеки.
Но унывали недолго — император внял просьбам адмиралов и выделил из казны сумму, необходимую для постройки нового здания. Лазарев постарался украсить библиотеку, как украшал и весь город, статуями из итальянского мрамора, барельефами выдающихся мореплавателей и русских флотоводцев, заказал двери из красного дерева. Теперь в свободное время на берегу офицеры заходили в библиотеку, читали свежие газеты и журналы, брали на дом книги, встречались с друзьями, обсуждали события флотской жизни.
Морская библиотека и офицерский клуб стали центром культурной жизни Севастополя.
Удивительно, что порой самые скучные документы способны рассказать о человеке больше, нежели самые говорливые мемуаристы. Речь идёт о Морском уставе и Своде сигналов. Замечания Нахимова к этим двум документам наилучшим образом раскрывают его характер и дают возможность узнать его мнение практически по всем вопросам флотской жизни220. История появления этого устава интересна и сама по себе.
Первый Морской устав был написан Петром I, когда только начал появляться русский флот; в конце XVIII века появился «Устав военного флота». Шли годы, совершенствовались корабли, изменялась их материально-техническая часть, появлялось новое оружие; соответственно, менялись тактика морского боя и стратегия войны. В 1850 году было решено создать новый Морской устав и Свод сигналов, для этой работы сформировали специальный комитет, который возглавил великий князь Константин Николаевич. Когда проект устава был готов, его распечатали и разослали командующим и командирам кораблей Балтийского и Черноморского флотов. Это было первое в истории гласное обсуждение документов такого рода.
Нахимов тоже получил эту книжечку, внимательно изучил и внёс замечания. Вот, к примеру, раздел устава: «О должностях чинов, служащих на корабле». Командиру корабля, как только он пришёл на рейд, предписывалось явиться с докладом к старшему по званию и главному начальнику порта. Нахимов возражает: «В первую минуту по приходе на рейд шлюпки и люди нужны на судне. Не лучше ли оставить это, как делалось прежде, т. е. что управившись с работами, или как только найдёт возможным, командир судна едет с рапортом к старшему на рейде, а потом к местному начальству». Так и слышится недовольный голос Нахимова, который должен отрывать людей и наносить визиты в самый неподходящий момент. Его позиция ясна: сначала дело, потом доклады.
Статья 57 того же раздела предписывала командиру определять права вахтенных начальников и разрешать или запрещать им производить действия с парусами. И с этим Нахимов не согласен: что же это за вахтенный начальник, если по всякому поводу он будет испрашивать разрешение командира? «Полагаю, что не командир, а закон должен определить права вахтенных начальников касательно действия под парусами... целость парусов и рангоута лежит на их ответственности; конечно, командир, предвидя переменчивый или крепкий ветер или не доверяя распорядительности вахтенного начальника, берёт предосторожности, не позволяет нести больших или прибавлять без себя парусов, но, во всяком случае, в небытность его наверху за паруса и рангоут отвечает вахтенный начальник».
А вот ещё одно любопытное замечание: устав называет рупор «отличительным знаком» вахтенного начальника; если же его команд даже через рупор не слышно, их обязан повторить унтер-офицер. У Нахимова на корабле было иначе: «где на судне при работах тишина, там нет нужды ставить для передачи команды унтер-офицера». Г. И. Филипсон утверждал, что именно так и действовала команда на «Силистрии»: «Телеграф и сигналы работали непрестанно, но ни шуму, ни суеты не было: все работы экипаж делал бегом и молча. Слышен был только голос старшего лейтенанта»221. И оттого главной принадлежностью вахтенного Нахимов считал не рупор: «Когда судно на якоре, и тем более в эскадре, зрительная труба едва ли не нужнее рупора». Особенно он ценил в офицерах расторопность и старательность и совершенно не выносил, когда офицеры на корабле «считали себя как будто посетителями или, лучше сказать, людьми вовсе лишними и ненужными». Оттого-то и бывает беспорядок, говорил Нахимов, когда инспектировал корабли своего отряда: «Я привык видеть при каждом вызове команды наверх или движении судна, днём или ночью, офицера первым и всегда самым дельным и необходимым лицом на своём месте»222. Именно офицеры виноваты, если команда плохо справляется со своими обязанностями: «...люди, бывшие при орудиях, не знали своего дела совершенно, а потому каждый исполнял свою обязанность без всякой живости и расторопности».
Хорошее управление парусами на военном корабле — итог постоянных тренировок. Нахимов засекал время, за которое команда спускала и поднимала паруса, поворачивала корабль, выполняла стрельбы, а о результатах извещал подчинённых в соответствующих приказах и распоряжениях.
Статья 79 того же раздела предписывала командиру не начинать бой без сигнала адмирала, за исключением случаев, если ночью или в тумане сигнала не будет видно, а неприятель откроет огонь. Такая позиция вызвала недоумение Нахимова: «Неужели при встрече с неприятелем ночью или в тумане, или когда нельзя отличить сигналов адмирала, надо ожидать, чтобы он открыл огонь? Не лучше ли стараться самому нанести ему вред при первой возможности?» Этому учил Лазарев и сам демонстрировал такой образ действий в Наваринском сражении.
Ни один устав не может предусмотреть всех ситуаций. И Нахимов как командир отряда всегда приветствовал инициативу и решительность офицеров. В апреле 1846 года в Севастополе случился пожар, и с брига «Паламед», не дожидаясь сигнала, для помощи отправили на берег гребные суда, тогда как с других кораблей, отметил Нахимов в приказе, даже после сигнала не торопились посылать шлюпки. В другой раз команда брига отличилась тем, что взяла в качестве приза двухмачтовое судно контрабандистов. Но при следующей встрече решительность не помогла. 19 июня 1846 года корвет «Пилад» и бриг «Паламед» обнаружили три турецких судна. Поскольку установился штиль, решили начать преследование контрабандистов на лодках. Когда догнали, завязалась пушечная и ружейная перестрелка; в результате один офицер погиб, шестеро рядовых были ранены, и преследование пришлось прекратить.
Узнав о происшествии, император приказал передать Нахимову: он «недоволен тем, что турецкие суда успели уйти, вероятно, не понеся сами никакого урона».