Тридцатого августа 1844 года за помощь, оказанную гарнизону крепости, Нахимову объявили «высочайшее благоволение», а в 1845-м произвели в контр-адмиралы с назначением командиром 1-й бригады 4-й флотской дивизии.
Здесь необходимо сделать пояснение. Основной административной единицей флота был экипаж, состоящий примерно из тысячи человек, включая нестроевых. К экипажам были приписаны корабли, один или несколько, команды которых и набирались из нижних чинов экипажей. Три экипажа составляли бригаду, три бригады — дивизию. Балтийский флот насчитывал девять бригад 1-й, 2-й и 3-й дивизий, Черноморский флот — шесть бригад, объединённых в 4-ю и 5-ю дивизии. Соединение экипажей в бригады соответствовало соединению кораблей в эскадры; бригадный командир обычно являлся и начальником соответствующей эскадры.
Как командир бригады Нахимов переносил свой флаг с одного корабля на другой: в 1846-м поднял его на фрегате «Кагул», на следующий год — на линейном корабле «Ягудиил», ещё через год — на фрегате «Коварна». Так он получал возможность на деле ознакомиться с состоянием кораблей и экипажей, узнать офицеров лично. И они узнавали его не понаслышке.
Командиром бригады он был более шести лет, а всего службе на Чёрном море до начала Восточной (Крымской) войны[45] отдал 19 лет. И каждый год крейсировал по шесть месяцев у кавказского побережья.
Последняя операция, которую провёл Нахимов по переброске войск морем на Кавказ, проходила в сентябре 1853 года, уже во время Восточной войны. 4 сентября император распорядился перевезти 13-ю пехотную дивизию морем в Сухум. Ещё не было примера, чтобы в осеннее штормовое время морем перевозили не отряд, а целую дивизию! К тому же высадку предстояло осуществить на необорудованный и открытый ветрам рейд. Корнилов разрабатывал план операции, Нахимов руководил флотом, младшими флагманами были Новосильский и Панфилов. В их распоряжении находились 12 линейных кораблей, два фрегата, два корвета, семь пароходов и 11 транспортных судов. Предстояло перевезти 16 тысяч человек, артиллерию, более восьмисот лошадей, продовольствие и боеприпасы. Когда 19 сентября Корнилов на пароходе «Владимир» прибыл в Сухум, он убедился, что рейд подходит для небольших судов, но не для эскадры. Было решено высаживать десант у мыса Анакрия.
Двадцать четвёртого сентября флотилия под командованием Нахимова на рассвете встала на рейд Анакрии, а к четырём часам пополудни высадка десанта была завершена — менее чем за сутки! При этом рейд Анакрии, как докладывал Корнилов Меншикову, «можно считать самым опасным и неудобным из всех, на Чёрном море существующих, ибо, кроме того, что он открыт самым страшным W (западным. —
Каково же было мнение Нахимова о целесообразности десантов и строительстве крепостей на Кавказе? — Отрицательное. Сформировалось оно не сразу, под влиянием увиденного во время Кавказской войны. И так думал не только он. Вот что записал в своём дневнике Рейнеке, когда жил в 1854 году в Севастополе: «Упразднение этих крепостей давно признавалось необходимым, или, точнее, устроение их находили благоразумные люди бесполезным и тягостным. Даже Лазарев, поддержавший первое представление Вельяминова (в 1837 г.) об учреждении береговой кавказской линии крепостей, впоследствии (1840 г.) сознал это бесполезным и напрасным по трудности сообщения между крепостями и по смертности в них гарнизона. Это слышал я ещё в июле 1853 г. от Нахимова, Корнилова, Истомина, Панфилова, Вукотича, Юхарина и от всех, знающих тот край. Ещё в сентябре, когда послали отсюда войско на Кавказ на кораблях Нахимова, он предлагал Меншикову снять гарнизоны с береговых укреплений и перевести их в Редут-Кале или Сухум. Тут набралось бы около 12 тыс. человек, но Меншиков не смел на это согласиться»209.
Император не желал оставлять форты горцам, и потому во время Восточной войны распорядился перебросить 13-ю дивизию на Кавказ. Нахимов, как видим, считал целесообразным сосредоточить все силы в двух фортах; освободившиеся сухопутные дивизии пригодились бы для укрепления Севастополя. Но Николай I считал иначе, а Меншиков «не смел» что-то предложить.
Не все разделяли мнение Нахимова, но все были единодушны в одном: гарнизоны крепостей спасались исключительно с помощью флота. «Если не пришла бы к нам 13-я дивизия, то мы были бы уже теперь в самом критическом положении», — сообщал командующий Кавказской береговой линией во время Восточной войны.
Крейсирование вдоль кавказского побережья историки флота называют беспримерным. Можно возразить, вспомнив аналогичную операцию англичан у Бреста в эпоху Наполеоновских войн. Но у англичан был огромный флот, который позволял часто сменять корабли, дежурившие у берегов Франции, да и мягкий климат акватории Атлантического океана не похож на черноморский, когда зимой снасти и паруса покрываются коркой льда, а осенние и весенние шторма выбрасывают суда на берег. Так что крейсерство, хотя и не завершило Кавказскую войну, стало «отличной школой мореплавания, нигде никогда не существовавшей»210. И главную роль в этом сыграла деятельность адмирала Лазарева и его учеников — Нахимова, Корнилова, Путятина, Панфилова, Метлина, Юхарина, Истомина.
В Российском государственном архиве Военно-Морского Флота хранится план Цемесской бухты, собственноручно вычерченный Нахимовым в 1840 году, когда он получил приказ положить в бухте мёртвые якоря. Новороссийская, или Цемесская бухта — одна из самых известных на Чёрном море, вторая крупная российская гавань после Севастополя. На её рейде может одновременно стоять несколько кораблей, она не замерзает, защищена от ветров с моря. Но эта живописная и тёплая бухта печально знаменита своей борой — внезапно появляющимся северо-восточным ветром с гор.
Предвещают бору лёгкие облачка, клочья которых возникают на совершенно чистом небе у самых вершин гор. Облачка то исчезают, то появляются; затем ветер крепчает, резко меняет направление, достигает бухты и поднимает там огромные волны; водная пыль кропит берег. Ветер усиливается настолько, что срывает железные крыши с домов, выворачивает с корнем деревья, валит с ног и катит к обрыву людей, которые, пытаясь удержаться, цепляются за корни и кусты.
Температура воздуха резко падает, рангоут и такелаж покрываются ледяной коркой, корабли переворачиваются и тонут. Если судну приходилось заходить в Цемесскую бухту в самые опасные месяцы — в ноябре и феврале, — капитаны старались выбирать место так, чтобы не оказаться под этим ветром. Разрушительной его сила бывает у берега, мористее она убывает, и случалось, корабли, стоявшие далеко от берега, оставались целыми. В этих местах и решено было положить мёртвые якоря. Их укладку Лазарев поручил Нахимову.
На грунт укладывали два железных бруса по 400 пудов и соединяли их толстой цепью, к середине которой приклёпывали двойную цепь — бридель, в свою очередь соединявшийся с бочкой, плавающей на поверхности и имевшей специальное кольцо — рым, к которому корабли крепили свои якорные цепи. Лейтенант Сущов, служивший на «Силистрии», подробно описал устройство якорей, заметив: «...мёртвые якоря положены на разных глубинах, средняя цепь от них имеет длину 16 сажен и, по словам адмирала Нахимова, чтобы удержаться на ней в бору, не должно выпускать своего канату более 30 или 25 сажен. При зыби надо иметь канату вдвое более».
При установке мёртвых якорей возникла непредвиденная ситуация: когда их уже уложили, у двух бриделей выпали болты. Адъютант Меншикова, бывший в то время в порту, написал в донесении о лопнувших болтах. То ли он не разобрался толком в происшедшем, то ли поспешил найти виноватых и доложить князю, но только крайними оказались мастера адмиралтейства и Нахимов.
Лазарев в объяснении Меншикову писал, что «никто болтов в Адмиралтействе не ковал и никакие болты не лопались», потому что цепи были выписаны уже готовыми, из Англии: «Они были доставлены и положены, как должно, с полной уверенностью, что всё исправно». За укладкой якорей наблюдал корабельный инженер, который сам неоднократно видел, как это делали в Англии. «Нахимова же я назначил потому, что никто другой лучше его таковою работою не распорядился бы». Лазарев не выгораживал ученика — он был уверен в его добросовестности и исполнительности. Но Меншиков желал знать причину аварии. Вскоре выяснили: в Англии ставят точно такие же цепи, в которых у болтов нет концов и чек; однако там волнение моря незначительное, а в Цемесской бухте тихая вода бывает только летом, и потому цепи нужно делать другими. «Несмотря на эту неудачу, — писал Лазарев Меншикову, — я беру на себя смелость уверить вашу светлость, что мёртвые якоря в Цемесе, во что бы то ни стало, положены будут, как следует, хотя бы двадцать раз пришлось вынимать их!»211
Вот Нахимов их и вынимал два десятка раз. Как видно по рапортам и донесениям, он руководил работами в 1846, 1847 и 1848 годах; мёртвые якоря усовершенствовали применительно к условиям местности, цепи меняли на новые, с чеками, после зимы заменяли бочки, перекладывали сами якоря. В итоге Нахимов стал специалистом по подъёму, исправлению и перекладке этих якорей, а команда его «Силистрии» делала это настолько быстро и аккуратно, что даже когда контр-адмирал Нахимов держал свой флаг на фрегате «Коварна», то просил Лазарева для работ прислать в Севастополь «Силистрию».
Нахимову поручали проводить испытания присланных с Камеко-Воткинского завода новых якорей для гребных судов. Он испытывал их в крепкий ветер, при волнении на море, осенью и зимой, определял, сколько человек могут поднять якорь, какой конструкции якоря лучше отдавать при разных условиях. По результатам этих испытаний были даны распоряжения всем гребным судам, на которые поставили новые якоря.
Долгое время моряки не любили Цемесскую бухту из-за боры, сырости и холода, предпочитая тёплый Сухум. Мёртвые якоря сделали Новороссийск более безопасным и потому привлекательным портом.