Конечно, офицеры были далеки от дипломатических эволюций, которые приходилось проделывать их командующему, — но не настолько, чтобы не знать о них. Пока не была объявлена война, чинили корабли на Мальте, «...теперь стоим спокойно здесь, исправляем понемногу повреждения и ожидаем дальнейших приказаний» — так коротко описал Нахимов несколько месяцев, проведённых на острове. Зато его однокашник Рыкачев самым подробным образом рассказал, как проводили время моряки. Музыка гремела в Ла-Валетте до утра, свободные от вахты матросы каждый день сходили на берег, плясали, «дружно покупали платки для своих жён в Россию, пёстрые камзолы для себя, чтобы пощеголять здесь». Побывали в церкви Святого Иоанна Иерусалимского, вечером смотрели спектакль в театре. «Наши матросы очень дружны с английскими, в городе они гуляют и пьют вместе. Имя Наварин служит у них приветом и паролем».
Дух победы витал между моряками, общий враг побеждён совместными усилиями, что может внести разногласия? Разве только отношение к поверженному врагу. Однажды в театре случился курьёз: на сцене английские матросы увидели актёра, одетого в турецкий костюм. Что тут началось! Насилу русские матросы и служители уняли англичан, кричавших и бросавших на сцену всё, что попадалось под руку.
Русские офицеры тоже предпочитали общаться с английскими. В Ла-Валетте по вечерам слушали «Севильского цирюльника», танцевали на балах, днём те, кто говорил на иностранных языках, делали визиты знакомым, кто не говорил — брали уроки итальянского и английского. Большим спросом пользовались картины, которые местные художники писали на заказ: «Наваринский бой» или «Корабль “Азов” (“Гангут”, “Александр Невский” и т. д.) после сражения входит в порт Ла-Валетты».
Остальное время проводили в кофейне: пили пунш, ели мороженое, играли на бильярде, спорили, толковали на разных языках, даже порой забывая про театр: «Сегодня приехали к концу пьесы, не могли понять, что играли».
О чём же толковали офицеры? Обсуждали внешнюю политику, в водоворот которой оказались втянуты. «В Англии все министры сменены, Кодрингтоном недовольны за Наваринское сражение и даже говорят о войне с нами, если государь объявит её туркам». Вот так: ещё вчера союзники и вместе проливали кровь, а завтра, возможно, станут врагами. В случае войны «обещали друг другу не давать пощады и не просить её», а пока «пили вместе, как искренние друзья».
И всё же главные споры были о достоинствах и недостатках армий, благо история позволяла находить примеры на все случаи.
— Сейчас чума на Балканах свирепствует, — говорили англичане, — и русские, если начнут войну с турками, могут очень пострадать. Как французы в 1812 году.
— Разве тогда в России была чума?
— Нет, в России были морозы. Они и убили французскую армию.
— Господа, — возражали русские моряки. — Если армия побеждает, то она всё побеждает, а ежели разбита, то она ото всего гибнет. Разве не так?
Не соглашались, спорили, мирились, пили за здоровье обоих государей и снова спорили. «В одном только англичане все соглашались: что их новые министры если не ослы, то по крайней мере бараны».
Вот так проводили время на Мальте. А Нахимова вскоре ожидало большое событие — он стал командиром корабля.
Едва была объявлена война, как у турок взяли единственный уцелевший в Наваринском сражении корвет «Нессабиз Сабах» («Восточная Звезда»). На корабле, шедшем в Египет, кроме команды оказались греческие мальчики и девочки до двенадцати лет, которых предназначали для гаремов. Их отправили на родину, а призовой корвет присоединили к русской эскадре.
На рапорте Гейдена император Николай I начертал резолюцию: «Корвет считать взятым и переименовать “Наварином”». Так в составе Балтийского флота появился корвет «Наварин».
Корвет внимательно осмотрели и нашли, что он имеет красивый корпус, почти новый, построенный из дуба, длиной 125 футов, в подводной части обшит листами меди. Артиллерия тоже оказалась в хорошем состоянии: 16 каронад восемнадцатифунтового калибра и четыре двенадцатифунтовые пушки, все отлиты в Англии. Нуждались в замене лишь рангоут и такелаж, пострадавшие в Наваринском сражении, да трюм был изрядно загажен. А в остальном — «при должном присмотре корвет сей может служить... ещё 25 лет».
Кому отдать корвет в командование? Для приведения корабля в порядок назначили комиссию во главе с И. И. Кадьяном, но вряд ли предполагали сделать командиром его. Известно, что Лазарев как начальник штаба эскадры просил о назначении Нахимова, Гейден согласился: «Командиром на сей корвет я назначил капитан-лейтенанта Нахимова... который по известному мне усердию и способности к морской службе сделает его, так сказать, украшением вверенной мне эскадры»147.
Так Нахимов в 26 лет стал командиром корабля, что по тем временам не редкость; однако, похоже, среди однокашников и ровесников он был первым. Теперь полученный под началом Лазарева опыт предстояло использовать на своём корабле, создавая свою команду.
Все корабли, прибывающие на Мальту, выдерживали месячный карантин, поскольку в Турции была эпидемия чумы, и Нахимов с нетерпением ожидал его окончания, чтобы принять под командование призовой корвет. Рыкачев записал в дневнике 9 августа 1828 года: «Утром был опять в карантине и говорил с Трамбицким и Нахимовым, последний прислан сюда принять команду пленного корвета “Восточная Звезда”. Ему поручено отделать его сколь можно лучше, и он, как охотник и мастер, исполнит, верно, это на славу».
Как выяснилось при осмотре корвета, в его трюм турки сгружали все найденные в море и собранные после сражения вещи с других кораблей, туда же через отверстия на палубе попадали нечистоты (а команда составляла 600 человек). Неудивительно, что трюм кишел крысами, летучими мышами, саранчой, египетскими тараканами. На небольшом острове пленные турки очистили трюм, имущество сожгли, а все помещения корвета окурили специальным составом.