блевал он долго, на полусогнутых удаляясь от потревоженного им трупа. По пути чуть не наступив на другой, но, сквозь слезящиеся глаза всё же сумел его как–то разглядеть и, резко качнувшись в сторону, по большой дуге его обошел, приближаясь при этом ко двору в котором я и прятался.

Проблевался. Отдышался. А потом, вытерев рукавом куртки рот, он…

— Нафа–аня, тварь!.. — заорал что есть мочи. — Слышишь меня?

«Ну да, что мозгов в голове совсем не осталось, я виноват, — хмыкнул я на это. — И мог бы так громко не кричать, не только слышу, но и прекрасно вижу твою зеленую морду».

— Домовой недоделанный, я же всё равно тебя найду.

«Ну так ищи, я вот он, рядом! — уже чуть ли не в голос хмыкнул я насмешливо. — Какого орать–то так?»

— Знаешь что мне за это пообещали? — Продолжал Котыч разоряться. — Мне бабу пообещали! бабу, ты понял? Но вместо нее я тебя попрошу мне отдать! И станет Нафаня девочкой. Ха–ха–ха! Нафаня — девочка!

А вот этим он меня пробрал.

«Да пошли вы все, вместе с этим три–два–разом заднеприводным, в задницу!» — Услышав как он ржет, у меня чуть крышу не сорвало и я с трудом сдержался, чтоб сразу же через забор не сигануть.

Остановило то, что вслед за злостью в душе почти сразу же полыхнуло просто невероятной радостью. Все эти дни я его словесный понос выслушивал не имея никакой возможности ничего ему сделать. Он за решеткой себя в полной безопасности чувствовал, а вступать с ним в перепалку… я себя не на помойке нашел, чтоб такие гадости изрыгать.

И вот, упустить такой шанс… Да я даже не раздумывал!

И пофиг на обещанные мне звиздюлины, всё равно ими меня каждый вечер кормят, так что за предоставленный шанс на одну порцию больше получить не жалко.

Так, броненосцы от Котыча метрах в двадцати сзади идут, держа оружие наготове и явно чего–то опасаются. Но опасаются точно не меня, так как уверен, что знают где я прячусь. Ошейник им сто пудов докладывает, но они даже поворотом головы не выдают этого знания. Опасаются они скорей всего того, кто после себя столько трупов оставил. Кого–то наподобие Пургена, на что следы зубов на некоторых телах намекают. Но опасность эта выходит не настолько сильная, раз они этого продолжавшего ржать придурка не затыкают.

Тут этот извращенец, всё также продолжая ржать, настолько улетел в своих больных фантазиях, что предложил мне самому сдохнуть, добровольно присоединиться к местным. Так как если он меня найдет, то я ничем от них по внешнему виду отличаться не буду.

— Сдохни сам, Нафаня!

Пора начинать, а то он уже почти до самого перекрестка дошел.

Подобрав камень, с детский кулак размером, таких тут много под забором сложено было, я кинул его за угол, в проулок, где он видимо в траву упал, судя по раздавшемуся глухому стуку и шелесту. Но Котыч услышал, резко замолчал, с застывшей на лице безобразной ухмылкой, чуть присел расставив руки в стороны, как будто уже готов меня ловить, и, наклонив голову к плечу, прислушался.

«Да он, похоже, головой действительно тронулся при виде такого количества трупов…»

— оценил я его внешний вид, до такой степени он отвратный был.

Дальше думать некогда стало. Котыч долго прислушиваться не стал, всё так же на полусогнутых, но довольно быстро, рванул в проулок. Я тоже подорвался и, чуть пробежав по двору, с разгона заскочил на забор и…