Сбегал к белому другу, с трудом заставил себя спиной к Пургену повернуться, хоть стена сейчас и в наличии была, но ожидал что она вот–вот поднимется и тот монстрила опять к моей тушке свои загребущие лапы потянет.

Но нет, дали спокойно и в туалет сходить, и умыться. Котыч тоже не докучал, так что спокойно поел, на свежую голову обдумывая всё произошедшее. И понимая, что ничего я не понимаю, кроме того, что нахожусь в какой–то секретной лаборатории и у них есть суперлекарство, которое за ночь может полутруп на ноги поставить.

— Или не лекарство? — замер я, так и не сняв крышку со стакана с чаем.

Знахарь же говорил, что я способен сам себя вылечить. И на меня уже уколы со снотворным слабо действуют, поэтому их и не стали больше колоть.

«Шоу для меня никто бы не стал разыгрывать, так что всё, что тогда говорилось в отношении меня, стоит воспринимать на веру. Хоть и с трудом получается это делать, но, похоже, меня не только буцкали все эти дни, но и провели какой–то эксперимент и я типа целителем стал, смогу людей наложением рук лечить и воду как- то там заряжать. Чуть ли не святую делать».

— Мать–мать–мать! — сорвал я крышку со стаканчика и в пару глотков его опустошил, благо он снова не горячий был. — Сегодня же меня должны начинать как–то эмоционально подготавливать, — вспомнились мне распоряжения профессора. — А через десять дней второй этап эксперимента. Значит первый точно был, пока я в отрубе валялся.

Бросил пустой стакан на поднос и подошел к стеклянной стене, за которой Пурген обитает. Смотрел на отражение, видел там свое обычное никем не разукрашенное лицо и думал, увижу ли я его снова через десять дней или там будет кто–то вроде соседа отображаться?

Настроение, поднявшееся из–за хорошего самочувствия, рухнуло вниз и я со страхом стал ожидать тех, кто там придет меня эмоционально настраивать.

— Дождался, мать вашу! Как же больно, — вечером я пытался подняться с пола под хохот Котыча, стена к которому была поднята и он наблюдал весь процесс моей настройки.

После нескольких неудачных попыток решил пока не дергаться, а полежать и подумать, не обращая внимания на придурка, продолжающего поливать меня оскорблениями.

«Что именно эти твари бронированные имели в виду, когда метелили меня и приговаривали, чтоб я не просто захотел, а ВОЗЖЕЛАЛ! — именно так, с большой буквы возжелал, чтобы их удары не наносили мне никакого урона? Как это?»

За последующие десять дней я так и не смог в этом разобраться. Били меня нежно — ни разу крови не пустили, и били со знанием дела — очень и очень больно. Но вот со своими настройками они промахнулись и боль эта у меня всё чаще начала ассоциироваться не с их словами, а со смехом Котыча, которого я, вот тут уж точно — ВОЗЖЕЛАЛ, как они и хотели.

Возжелал убить!

К концу десятидневного срока я уже ничего не желал, меня накрыла полная апатия. — Встать!

Несмотря на то, что от вчерашних вечерних побоев не осталось и следа, вставал я медленно и неохотно. Голова за эти дни до такой степени отупела, что там даже мысли с трудом ворочались.

Молча, уже не пытаясь, как в первые дни, задавать вопросы этим молотильщикам, обменял пустой поднос на полный и, дождавшись когда они выйдут, принялся совершать уже привычные каждодневные ритуалы. Первым делом глотнул наркоты… да–да, именно наркоты, на которую меня, как оказалось, подсадили. Но об этом чуть позже. А пока, сидя на унитазе, безразличным взглядом наблюдал за Пургеном, который пытался до меня дотянуться. Для него это уже тоже каждодневный ритуал. И если поначалу он вполне соответствовал своему прозвищу, то теперь я уже привык к нему и он на меня не действует, как в свое время перестало действовать и снотворное.

«Целитель, хера там, быстро ко всему привыкаю, вот только к звиздюлям не привыкну никак».

Вставая, тоже уже привычно, хлопнул его по лапе, мелькающей недалеко от моего лица, отчего Пурген сначала взвыл, а потом втянул лапы в свою камеру, ухватился ими за толстые прутья решетки и в истерике принялся исступленно их трясти. Почему думаю что в истерике? Так у него урчание в этот момент, не привычно мерзкое, горловое, а визгливое становится. Видно, что истерит.

Принял душ и после него уже принялся за завтрак/обед и… нет, на ужин у меня звиздюлины и наркота, так что сейчас только завтракал и обедал.

На пятый день своего здесь пребывания, я, видимо, чересчур сильно по голове получил, что, чуть оклемавшись от побоев, Котыч тогда еще наконец заткнулся, но не по своей воле, а стена опустилась, отрезая его от меня, и я, с трудом встав, поплелся к кровати, возле которой на полу заветная фляга и валялась.