Алан слегка сдвинул брови, безрадостно взирая на эти посредственные результаты. Затем решительно закрыл окно, твёрдо вознамерившись проявить себя как можно лучше в следующем испытании.

Запутанный лабиринт из стен и ловушек медленно растаял, сменившись изначальной белой комнатой. Затем юношу окружила стена из диалоговых окон, и в следующую секунду, словно по команде, все они начали заполняться бесконечным потоком символов и цифр.

Ева засуетилась, торопливо анализируя всё и вся в попытке перевести данные для Алана. В диалоговых окнах начали появляться строчки текста, переведённого на английский, или хотя бы куски компьютерного кода, который мог быть воспринят разумом Алана. Протоколы, инструкции, слова – Алан не мог воспринять быстро сменяющиеся полотна текста ни на одном из окон, висящих перед ним. Он представил себе сотни существующих только на Земле языков программирования, затем подумал о тысячах, даже миллионах языков, которые должны были существовать в Игре, и содрогнулся. Эти диалоговые окна, каждое из которых, вероятно, представляло тот или иной искин, могли пытаться передать ему какую-то информацию, но Алан был неспособен уловить послание, а Ева не могла ему помочь из-за странных правил, регулирующих деятельность искинов в Игре.

Чувствуя, что у него потихоньку начинает болеть голова, Алан прекратил попытки вникнуть в строки кода. Вместо этого он закрыл глаза и потянулся своим разумом в поисках ментальных соединений. К его удивлению, вокруг обнаружились сотни «сознаний», точнее искинов, но большинство казалось далёкими, чужими. Если бы он постарался, то смог бы до них «дотянуться», однако юноша решил пока что сосредоточиться на тех, что казались ближе.

Алан немного поигрался со своим восприятием, представляя каждый искин в виде сгустка света, звезды в небе, и перед его мысленным взором начала медленно проявляться карта, усеянная подвижными светляками, поскольку каждая такая “звезда” жила своей жизнью и реагировала на другие. Он сосредоточился на ближайшей, самой яркой звезде, легко установив прочную ментальную связь. После чего нерешительно послал мысль: «Привет!»

В тот же миг соединение оборвалось, а звезда исчезла с мысленной карты Алана. Не придав этому большого значения, юноша продолжил устанавливать связь другими звёздами, посылая ту же приветственную мысль. Большинство реагировало так же, как и первая, разрывая соединение и исчезая. Несколько сознаний оказались способны поддерживать элементарную беседу, они откликались на зов Алана и представлялись, однако быстро теряли интерес и обрывали контакт. По мере того, как Алан тянулся к всё более и более далёким звёздам, головная боль постепенно начала нарастать. Это была тупая, пульсирующая боль, не похожая на острые спазмы, сопровождавшие преодоление пределов физических возможностей, однако она неотступно сопровождала каждую мысль, каждое действие юноши.

Контакты с этими удалёнными искинами были сродни попыткам поговорить с безумцем. Они трещали на разных языках, использовали чужеродные образы и символы, каких Алан никогда раньше не встречал. Один постоянно и целеустремлённо восклицал «ДВА», причём с такой интенсивностью, что Алан поспешно оборвал соединения, боясь получить необратимые повреждения мозга.

Ещё один отклик едва не разорвал сознание Алана на части.

В этом послании была бесконечность или, по крайней мере, представление о ней. Непрерывный поток безумия, разбитый на мгновения вечного ничто; необъятное звёздное полотно, где каждое светило было настолько далёким, что расстояние теряло всякое значение; всепоглощающая чёрная дыра, в которой заблудился разум Алана, попытавшегося прикоснуться к этой концепции. Ева оборвала соединение, обеспокоенная полным прекращением ментальной активности юноши.

Алан очнулся от этого сна, ошеломлённый; ему пришлось потратить несколько минут на то, чтобы прийти в себя и попытаться установить новый контакт. Мысль о бесконечности не напугала юношу. Скорее уж, она показалась ему притягательной и пленительной. Он хотел большего, хотел заглянуть за грань, увидеть то, что скрыто за горизонтом, и попытаться понять самые незначительные детали призрачного послания этого искина, однако тот уже испарился без следа.

Алан продолжил, вдохновлённый новым опытом, надеясь обрести новые крупицы знаний, которыми эти далёкие звёзды могли с ним поделиться. Он ощущал, как границы реальности в его сознании начинают постепенно размываться. В его разуме осталось только воображаемое пространство, заполненное сгустками света. Он мысленно тянулся к ним, они отвечали (или нет), после чего исчезали навсегда. Пока не осталась только одна звезда. Она находилась дальше всех, неясный, расплывчатый силуэт, совершенно не похожий на самое первое яркое солнце.

Алан осторожно прикоснулся к этой сущности своей мыслью и обомлел, осознав её размеры. По сравнению с этим светилом остальные были лишь песчинками, она была левиафаном, прячущимся за рыбным косяком, галактикой, а не звездой. За ней, вокруг неё, а возможно и внутри неё, проглядывалось нечто иное, другая вселенная, иной план бытия, однако Алан успел заметить это лишь самым краешком сознания, поскольку в следующий миг связь была установлена.

«Привет!»

Прежде, чем Алан сказал что-то ещё, даже прежде, чем новая мысль начала формироваться у него в голове, галактика ответила.

«Ты ещё кто? Хотя нет, погоди…»

Через мысленное соединение к нему со скоростью света устремились какие-то чёрные пятна, которые мозг Алана интерпретировал, как космические корабли размером со звезду. Они мгновенно пронеслись через его сознание, и юноша смутно ощутил в своём разуме чужеродное присутствие. Ему показалось, что нечто проанализировало все электрические сигналы его мозга, всё содержимое памяти, даже разобрало по кирпичикам Еву и её банки данных, но это было невозможно, поскольку всё продлилось лишь краткий миг, тысячную долю наносекунды.