Геннадий перевода не потребовал, занятый своими мыслями и наблюдениями.

— Ты сам с ним беседуй, не отвлекай меня.

— Мой шеф мыслитель, — добросовестно перевел на иврит Сгуденикин. — Любит без посторонних наслаждаться окружающим и прикидывает, где какой бизнес расположить.

— Нужный ход! — серьезно отвечал водитель. — А осмотр достопримечательностей бесплатно!

А Гена Крокодил просчитывал заново свои возможности в чужой стране с правом одного выстрела. В Израиле ему не дадут отстреливать мишени многократно, это не российская беспредельщина. То, что Яша Зельнман драпанул сюда насовсем, проверено. Хотя с такими деньгами можно лететь куда угодно. Он мог выправить себе новые документы, и весь мир перед ним, ищи потом ветра в поле…

Почему именно Геннадия толкнуло искать Яшку в пустыне? Трудно сказать, интуиция… А интуиция на опыте. На первых порах Яшке надо осмотреться в родном месте, откуда его не так просто извлечь, дома и стены помогают.

О Якове Зельцмане Геннадий постарался получить самую обширную информацию. В президентскую команду его протащил Свинцов из Нижнего Новгорода в благодарность за показания против Андрея Клементьева, несостоявшегося мэра. Вместо гонорара, так сказать, за услужливость. Гена Крокодил не пожалел денег за информацию и взял след — украденные казацкие денежки стоили того: родители Свинцова и Зельцмана были когда-то соседями, дружили семьями. Первые остались в России. Зельпманы уехали в Израиль. Это и побудило Геннадия направить свои стопы к городу Семь Колодцев. Он был уверен: почитающий родителей Яша Зельцман должен посетить родной дом и только потом исчезнуть.

«Чего я задергался? возмутился на себя Геннадий. — Попал, не попал в точку, а родину Христа посетил, мать его так! Все на свете знать желательно…»

Он успокоился, окружающее приобрело цвет и запах, а размышления покой.

«А не побывать ли мне в Яшкиной шкуре? — сам себе предложил Геннадий. — Как бы я поступил с поправкой на неопытность стяжателя?»

Покойный папа Зельцман учил сына, когда ему приспела пора становиться на ноги: «Яша, если поймаешь птицу счастья, не обломай ей хвост. Вслед за удачей всегда идет хорошая неудача. В такой момент надо остановиться и оглянуться».

Так оп сказал, когда Яша решил вернуться в Россию на заработки вслед за соплеменниками. До отъезда семья Зельцманов жила в местечке под Ставрополем. При Горбачеве открылись границы, семья бросилась на родину предков. Яков к этому времени окончил пединститут и получил распределение на Камчатку, в рыбачий поселок Тиличики. Какие Тиличики? Какой уважающий себя еврей поедет туда, где ловить нечего? Так рассуждал отец. Истинно сказано: в месте с таким названием птица счастья не гнездится. Яков не поехал в Тиличики, к черту на куличики, и вместе с родителями уехал к дальним родственникам. Там было тепло и росли грейпфруты.

В Израиле, как выяснилось сразу, птица счастья не водилась тоже. Сыны Сиона и дщери Израиля трудились в кибуцах и обязательно служили в армии. В цахал Яшу не взяли из-за несворачиваемости крови, зато и работы он найти не мог. Три года несносной жизни пылились на странички письма к более удачливому родственнику в России, Сереже Тристенко, Кацману по матери. С фамилии отца начиналась удача, он вполне сто́яще устроился и Москве. Дальний родственник не отказал в сочувствии и поддержке, дал совет сменить фамилию и возвращаться назад. Места всем хватит. Стал Яша Тристенкой и поехал в Москву.

В середине девяностых происходило в России такое, чего самый изворотливый еврей не придумает нарочно: в стране от Москвы до Тиличиков никто рыбу не ловил, штанов не шил, но занимались коммерцией поголовно. Шили силки и ловили птицу счастья. Кому как повезет, кто знал маршрут полетов. «Сирожа» Тристенко пристроил Яшу Тристенко к Свинцову, где он не трудился в ноте лица, но служил благодетелю преданно, получая приличное довольствие. Такое не было нонсенсом, нонсенсом была сама сиюминутность, и умный Свинцов поучал: бери, пока дают. Потом стал набирать скандал с делом Клементьева. Свинцов начал терять самоуверенность. Однако его востребовал в Москву Гуртовой, а далее Свинцов перетянул Яшу в столицу. «Союз рыжих» держался уверенно, и Яков на первых порах диву давался, как уверенно и весело врут его погодки, как хорошо устроились учителя начальных классов, выпускники медучилищ и химтехникумов, какие деньги зарабатывают. Обо всем этом он написал отцу в Израиль. «Яша, тикай! — ответил отец. — Это кончится плохо. И Яша был не против, и Лившиц уже подал в отставку, во всеуслышание назвав президента великим человеком на прощание, и голову пеплом посыпал, каясь за трясину, в какую он, Лившиц, помог завести страну. Значит, откладывать нечего, пора сматывать удочки, ловить больше нечего. Только ведь птицу счастья так и не поймал! А вот прежние сокурсники, его соплеменники, свое взяли сполна, могли украшать главу перьями этой птицы и умно вывезли их в страну обетованную. На потом, на всякий случай.

Тут и Яша влет подстрелил птицу счастья на восемьсот тысяч долларов живого веса и очень быстро дал тягу, не предупредив товарищей.

А вот тут и началось. У-у-у, казачки — увальни, но догонят, вставными зубами не отделаешься. Это Яков выучил еще на Ставропольщине, а на Израилыщине самое место ему спрятаться. На Ставропольщине всего лишь местечко.

Но зуд в руках остался, едва он брал в руки чемоданчик с долларами. Не случайно папа учил: украсть и дурак сможет, смоги спрятать.

Жена, выросшая в здешнем кибуце, не нашла трагедии в Яшиных метаниях. Половину денег надо положить в банк, жить на проценты, а на другую половину перестроить дом и купить все необходимое. Женщинам что сто долларов, что сто тысяч — пристроят их спокойно и все сразу. Тем более не шекели.

— Циля, — ужаснулся Яков, — за такие деньги меня из-под земли вытащат!

— Это еще неизвестно, — спокойно возражала она. — Зато наши дети будут славить твое имя. Я уже снова беременна. и мине твои заботы не интересны. Я на втором месяце.