— А костер у вас богатый, товарищи! Вы, кажется, отапливаете его железнодорожными шпалами?
Пожилой красногвардеец шагнул к машине.
— Шпалы эти бракованные, Владимир Ильич! — взволнованно говорил он. — В дело уже не годны! Они свое отслужили… Вот мы их и жгем понемногу…
— Принял к сведению! — улыбнулся Ленин. — Но какое освещение! Прямо хоть газету читай! — Он расстегнул пальто, достал часы на ремешке. — Мы с вами прожили в Новом году уже три часа и пятнадцать минут… Надо спешить. До свидания, товарищи!
Красногвардейцы молча смотрели вслед отъехавшей машине. Вот она, нечаянная и такая волнующая новогодняя радость — минутка с Лениным.
КАК ПОЮТ „ИНТЕРНАЦИОНАЛ“ В РОССИИ
Пронзительный холод пустого, месяцами не топленного Михайловского манежа не пугает тех, кто собрался здесь на митинге. Это народ закаленный, воистину прошедший огонь, и воду, и медные трубы: солдаты, матросы, рабочие с оружием всех видов и образцов.
Чтобы согреться, они поют частушки, прыгают, борются друг с другом. Сизый махорочный дым плавает в воздухе. С треском вспыхивают смолистые факелы — тогдашнее освещение манежа, если не считать единственной лампы посреди неоглядно огромного потолка. Свет от нее падает на броневик — признанную трибуну Октябрьской революции.
У входа возникает какой-то, сначала неясный, гул и, разрастаясь, волнами докатывается до самых отдаленных уголков манежа.
Ленин быстро проходит к броневику. По крайней мере, человек двадцать хотят ему помочь. Он легко опирается на чье-то подставленное плечо, легко всходит на бронированную площадку.
— Все же у меня есть некоторый опыт по части броневиков!
Прищурясь, он ждет, когда утихнет шквал, вызванный сотнями крепких ладоней, потом поднимает руку, как бы говоря: «А не хватит ли, товарищи?»
Наконец устанавливается тишина — полная, глубокая; слышится только потрескивание факелов. И в этой тишине с необыкновенной отчетливостью звучит хрипловатый от утомления голос Ленина.
Мы, живущие сегодня, с неизъяснимым волнением вглядываемся в скупые кадры кинохроники, сохранившиеся от тех неповторимых лет. Какое-то общее выражение видим мы на суровых, исхудавших лицах людей, которые шагают с винтовками, слушают оратора, ворочают скелеты разбитых машин, таскают бревна на субботниках, — на них отсвет великого времени, слитность своей личной судьбы с судьбой революции.
Далеко не все из этих людей умеют читать и писать, произнести без запинки недавно пришедшие к ним трудные слова «империализм», «капитализм», но они первые нанесли сокрушительный удар этому опившемуся кровью хищнику.
И вот частица этой могучей, гневной силы, из которой вскоре вырастет Красная Армия, один из первых ее отрядов, перед отправкой на фронт слушает напутствие Ленина. В том, что говорит Ленин, жесткая правда о сегодняшнем дне и бесконечная уверенность в победе. И заканчивает он свою речь словами, которые и сейчас звучат повсюду, где народ поднимается против своих душителей:
— Победа или смерть!
Огромный митинг отвечает залпами мощных хлопков. Ленин сходит с броневика, становится немного в сторонке, рядом с Фрицем Платтеном, швейцарским коммунистом.
Очередь за следующим оратором.