Глава 16

С самого утра боярину Всеволоду Никитичу, прозванному за суровый нрав Карачуном, нездоровилось. Разом заныли все шрамы, хоть и не стар еще был боярин — вот только той зимой пятьдесят годков стукнуло. Разве ж то возраст? А все едино занемоглось, и не помогал ни горячий мед, ни запаленная отроками огромная печка. А может, дело было в погоде… Не спешила зима в Каменец, хоть и давно пора ей уже пришла. Не ложился снег, и все тут, будто Стрибог разом спустил с цепи все ветры да разогнал тучи. Долгая вышла осень. И радоваться бы нежданному-негаданному теплу — да никак не радовалось боярину.

— Богдан! – позвал он.

И сам же своему голосу удивился? Будто не он, а другой кто отрока кликал. Старец немощный. Да что ж творится-то такое?..

– Чегось?

Богдан тут же выскочил откуда-то. Чернявый, невысокий, худой – никогда не бывать такому богатырем — зато смышленый и быстрый на ноги отрок завсегда прислуживал боярину скорее других. Оттого и не отпускал его Всеволод — разве худо такому в хоромах? А в общей избе, глядишь, прибьет кто из старших гридей ненароком. Не со зла, а по глупости – так все одно выйдет…

– Звал, боярин? – снова заговорил Богдан. – Принести чего надо? Или коня подать?..

– Да куда мне на коня-то?.. – Всеволод с кряхтением выбрался из-под тяжелой медвежьей шкуры. — Все кости болят… Вот чего, Богдан! Возьми-ка лучину – да посвети в дальний угол…

Отрок удивленно захлопал глазами, но не сказал и слова. Выхватил из дровницы лучину, запалил от печи – и через мгновение веселое пламя уже плясало в темном углу, разгоняя тени. Пусто -- видно только старый сундук, паутину, да сор. Вымести бы…

– Потерял чего, боярин? – поинтересовался отрок. – Так ты скажи – я враз сыщу.

– Да лучше б потерял…

Всеволод закашлялся и умолк. Надо ли говорить такое? Скажешь – за юродивого посчитают. А нет – так и вовсе подумают, что из ума выжил, старый, невесть чего по углам ищет.

– Сон мне привиделся, Богдан, – проговорил Всеволод. – Да чудной, я скажу, сон. Будто лежу я вот прямо здесь, на кровати, и слышу – будто шепчет кто-то из угла. Глядь туда – а там Ратша покойный стоит!

– Чур меня! – Отрок отпрянул обратно к печи, едва не выронив лучину. – Сам Ратша, князь наш, каменецкий?

– Лица-то я не заприметил… – признался Всеволод. – Токмо бороду седую видел. И статью гость ночной – как есть старый Ратша! Да кто ж то еще мог быть? Стоял вот как раз в углу, да кулаком грозил и шептал что-то… Гневался! Так ведь есть… есть, за что серчать покойному.

– За что, боярин?

– Что Саврону ныне кланяемся, что Ратшу сгубил, – вздохнул Всеволод, – да под свеями погаными ходим. Убоялись, значится… и спрос за то немалый на том свете выйдет.

– Как бы не на этом. – Богдан поежился и огляделся по сторонам. – Слыхал, боярин, что в Каменце творится?

– Да как не слыхать? – буркнул Всеволод. – Селивера, воеводу княжьего, к стене детинца прибили… пятеро гридей свейских как в воду канули – даже следов не сыскали…

– Песиглавец… – напомнил Богдан.