– Так можешь, или нет?

– Есть обряд такой. – Молчан обреченно вздохнул. – И недруга в зверя обратить, и самому обернуться – да только умение великое нужно, да заговор особый знать. Да отыскать разрыв-траву, да золы осиновой, да двенадцать ножей железных – и не простых… Дурное то дело, боярин! – Молчан тряхнул седой бородой. – Человеку в зверя оборачиваться – саму природу обманывать. А глаз обмануть проще.

– Глаз обмануть? – Я навострил уши. – Как это?

– А вот так. – Молчан заерзал, усаживаясь поудобнее. – Посмотрит недруг на тебя – а увидит зверя лютого, али личину чужую. Да только так много народу зараз не проведешь – непременно крепкий умом, да глазом зоркий сыщется – разгадает.

– И то дело. – Я поднялся и попрыгал на месте, согревая подмерзшие в мире духов ноги. – Рассказывай. Всему научиться надобно, а времени тому – день.

– День?! – Молчан закашлялся и выпучил глаза. – Вот неймется тебе, боярин. Куда гонишься-то?

– Не сегодня-завтра князь вернется, да спросит, – вздохнул я. – А я ему службу немалую обещал, да непростую. В Каменец мне путь держать, дед. К Саврошке проклятому.

Глава 15

— А я тебе говорю — песиглавец то был! — Ждана тряхнула косами. – Ужели я врать буду? В латах черных, в большую сажень ростом – даже Горыни-кузеца выше…

– Ты ври, да не завирайся, — отмахнулась Забава. — Выше кузнеца…

Не зря говорят – у страха глаза велики. А Ждана сызмальства любила приврать. Не из корысти, а просто, без умыслу. Оттого и не верила ей Забава, хоть и едва ли не сестрой почитала. Песиглавец – надо же такое удумать? Все ж знают, что сказки это. Может, и были когда-то эти песиглавцы Жданины, да только вышли все… И откуда такому в Каменце взяться? Вестимо, неоткуда.

– Как есть выше! – Ждана схватила Забаву за рукав. – И поглядишь – гридень стоит, все, что до шеи, а голова-то у него собачья! Черная, страхолюдная! Глаза — что твои блюдца, а пасть – во-о-о!

Ждана растопырила руки, показывая едва ли не целый аршин, и Забава не выдержала и рассмеялась.

– Да ну тебя! -- насупилась Ждана. – Думаешь, вру? А я сама видела! Такого страху натерпелась, думала – там и помру. Да сберегла Жива-матушка…

– Так темно ж, поди, было? – Забава обняла подружку. – А со страху и не такое привидится. Может, то и не песиглавец, а тать лихой был. Слыхала, что с Селивером, воеводой княжьим, сотворили?

– Как не слыхать? – отозвалась Ждана. – Своим же мечом к стене детинца прибили! Только по латам золоченым и узнали – увидали гриди поутру, да только головы-то Селиверовой нету!

– Чур тебя! – Забава нашарила на шее и стиснула ладонью березовый оберег. – Уж на что худой человек – да я бы и ему такой смерти поганой не пожелала.

– А я бы пожелала, – тихо проговорила Ждана. – Все свеи девкам проходу не давали, а воевода средь них первый. Неспроста смерть ему настала! Бабка говорит – то наказали его за дела худые. А завтра и самого князя…

– Ты что, белены объелась?! – Забава бросилась и зажала Ждане рот рукавом. – А ну как услышит кто, да князю скажет – не отбрехаешься! Три шкуры спустит, а то и прибьет! Будто ты Саврона нашего не знаешь!

– Знаю я его, Саврошку-гада, – прошептала Ждана. – Пущай прибьет! А все одно – не княжить ему в Каменце.