Черт возьми! Столько лет!!!
Злость жгла грудь. Знакомо тяжело заныли плечи. Ему понадобилось полтора года, чтобы вернуть свою осанку. Но сейчас плечи вновь тянуло вниз. Как тогда. Он старался дышать глубже, чтобы унять взбесившееся сердце. Кое-как отвел глаза в сторону и бросил сестре, как подачку:
— Мне это неинтересно.
Развернулся и пошел к двери. Алька бросилась перед ним, загораживая проход. У нее уже прыгала нижняя губа, и слезы так близко подступили к глазам, что смотреть на Вадима было больно.
— Брат…
Он, сжав кулаки, вздохнул.
— Ты… ты, зная, как я к этому отношусь… опять лезешь ко мне… со всем… этим, — смиряя злобу, взвешивая каждое слово, пробормотал он, — хочешь побольнее укусить? Зачем опять…
— Ты! — вдруг крикнула Аля, Инна от неожиданности вздрогнула. — Я тебя люблю! Ты же знаешь, как этот день важен для меня!? Как я ждала и боялась, и не только я!
Она вдруг протяжно всхлипнула, Вадим на нее не смотрел, а у девчушки мгновенно вскипели на глазах слезы.
— Каждый год одно и то же! — давясь слезами, проговорила она.
— А ты, зная, что этот день принес мне, каждый год тычешь меня в него, как котенка в дерьмо! — выплюнув это, он обошел плачущую сестру и вышел из кухни, через мгновение стукнула входная дверь.
Алька, плюхнувшись на стул, сложила руки на столе, опустила на них голову и заплакала еще сильнее. Инна присела к ней поближе и просто гладила по спине, не зная, что сказать в утешение.
Вадим едва не оторвал ручку у машины от злости. Та где-то клокотала почти на поверхности, не давая успокоиться. Черт возьми! Одиннадцать лет прошло, а сестра всё никак не уймется. Он прекрасно знает, как она его ждала, как боялась остаться одна, как отсчитывала дни, проведенные им в больнице. Она сама оклемалась быстрее после всего, что произошло, только из-за того, что жизнь брата висела на волоске, в прямом смысле этого слова.
Вот только он умер... Тогда, одиннадцать, нет, почти двенадцать лет назад он умер. И опять-таки в прямом смысле этого слова. Реанимировали уже другого человека. Человека, который, покинув больничную палату, стал называться Вадимом Вадимовичем Романовым. Совсем другой человек. Тот, кто смог освоить не только новую профессию, но и воспитать сестру сам. Если бы остался тот Вадим, который был раньше, ничего бы не вышло, потому что он был слабаком, ведь он позволил со своей сестрой случиться такому, о чем и думать нельзя. Тогда еще не мужчина, а мальчишка, пацан, Вадим думал, что о подобном можно услышать только в программе «Чрезвычайное происшествие». Всякое напоминание об этом его словно опять окунает в то время, когда он ошибся, когда он поверил тем, кому верить было нельзя. И что с Алькой стало потом, он будет помнить до могилы.
Вадим сидел в машине, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев, как вдруг в окно постучали. Он даже не сразу расслышал, а когда поднял глаза, увидел и…
За дверью маячил Юрка. Он прикрывал ладонью лицо справа, да и темные очки закрывали почти половину физиономии. Певец Леон, а по паспорту Юрий Кочевой, поглядел по сторонам, а потом вновь постучал в окно.
Вадим опустил голову. Больше всего на свете ему хотелось выйти из машины и надавать по физиономии своему обожателю.
Но тут что-то произошло. Юрка, корчившийся за стеклом, вдруг выпрямился и посмотрел в сторону. Вадим потянулся к замку зажигания, решив просто уехать, как увидел перед машиной Инну. Она стояла и не сводила глаз с Юрки, а в руках у нее был мобильник стилиста. Что-то было в ее поведении такое, что насторожило Вадима.