— Да ну вас, всё настроение испортили, — буркнул он обиженно и отвернулся.

— А что происходит между вами? — тихо спросила Алька, переводя взгляд с одного на другого.

— Ты же слышала, она покормила меня с ложки и помассировала пальцы.

— Брат, а… что ты планируешь на завтра? — опять спросила Аля.

Инна посмотрела на нее сочувствующим взглядом. Вадим же глядел на тост, по которому размазывал масло. Настроение было приподнятым.

— Ты чего привязалась? Я же сказал, полно работы, несмотря на официальный выходной. Занят буду. В кино хочешь сходить?

— Брат, какой завтра день? — не унималась сестра. Ей нужно ему напомнить, вот только какая у него будет сегодня реакция, предсказать невозможно. Но ведь этот день имеет такое большое значение для нее! Девочка с такой жадностью глядела на брата, что можно было бы заподозрить что-то неладное. И Вадим заподозрил бы. Если бы посмотрел на нее. Но он смотрел на тост и на сестру глаз не поднимал.

— Алька, вы что с Инной сговорились? Одна с утра уже настроение испортить пытается…

— Ничего подобного, это для вашего же блага, — тут же ответствовала Инна.

Вадим пригвоздил ее взглядом к стулу.

— Вторая доковырялась до завтрашнего дня. Завтра, meine kleine Schwester, суббота! Черт, не помню, как по-немецки суббота!

— Der Samstag, — подсказала Инна.

— Вот-вот, — поддакнул Вадим.

— А число? — не унималась Аля.

— Число… не помню, посмотри в календаре, — с этими словами он поднялся из-за стола. Он прекрасно проспал оставшуюся ночь, а утром, включив телефон и не обнаружив в нем никаких сообщений, приободрился.

— Брат, Вадим, завтра четырнадцатое июля, — раздался тихий и какой-то скорбный голос сестры.

— Четырнадцатое июля, и что? — буркнул он недовольно, и тут же в голове зашумело. О, как же хорошо ему знакомо это состояние! Ладони мгновенно взмокли, и он чувствовал, как на всём теле волосы встают дыбом. Сердце сначала ухнуло вниз, образовав ледяную пустоту в груди, потом вдруг застучало в висках и, казалось, даже в пальцах. Мужчина незряче обернулся к сестре, и Инна вжалась в свой стул, мечтая лишь об одном — стать невидимой для него. Он был не просто зол — он был в бешенстве! Она видела, как он сжимал и разжимал кулаки, каким испепеляющим взглядом смотрел на свою сестру-малышку, как страшно сузились его глаза, став очень темными, почти черными.

Вадим едва держал себя в руках.

Столько лет…

Столько лет!