Но не всё шло гладко. В центре цицикарские солдаты использовали каменные дома вместо фортов, отчаянно отстреливаясь и не собираясь сдаваться. Продвижение резко замедлилось. Отчаянный рывок и рукопашная… но потери, за них по головке не погладят! И тут флотские неожиданно нашли весьма остроумное решение. Вырубов позднее признался, что всё получилось спонтанно, просто в тот момент он был вне себя от бешенства. Привыкший уже к лёгким победам (снобизм, но с ним ничего поделать нельзя), он застрял у гостиницы. Стоящая на перекрёстке, она, несомненно, приносила хорошую прибыль своему хозяину. Теперь засевшие в ней китайцы палили во всё, что двигалось, причём весьма успешно. Двое моряков и один сапёр были ранены, слава Богу, легко, но рассчитывать на них уже не могли. Перестрелка всё больше и больше затягивалась, противник, судя по всему, недостатка патронов не испытывал. И тогда Вырубов в бессильной злобе выпалил из пистолета Верп в окно, откуда наиболее густо летели пули. И надо же такому случиться, что шипящая и плюющая в разные стороны искрами ракета вначале покрутилась внутри, а после воспламенила валявшиеся в комнате тряпки. Дым от неё быстро заволок всё помещение, и начавшийся пожар добавил свой столь знакомый запах гари. Этого цицикарцы не выдержали и начали в панике покидать здание, вопя о какой-то мифической «огненной звезде». В начавшийся хаос внесла лепту и подошедшая наконец артиллерия: выдвинутая на прямую наводку и расстреливавшая очаг сопротивления.

Нет, полковник Ван не считал себя проигравшим, через южные ворота он попытался контратаковать, ударив в тыл чересчур возомнившим о себе русским. На роту Суботина наступал отряд «боксёров» в триста голов, по его мнению, этого хватит, чтобы связать её боем. Риск был велик, ведь он оголял весь участок, оставляя лишь немногим более полуста солдат и сотню «боксёров». Но бездействовать означало отдать всю инициативу противнику.

– Куды, в душу мать! – рычал Афанасий, видя, как этот сопляк, наплевав на пули, вылез из неглубокого окопчика. – А ну назад, сгною… дурак!

Петька, поняв, что перегнул палку, словно ящерица, буквально стёк обратно.

– Патроны не жечь понапрасну!

Ротный фельдфебель, убедившись, что его приказ выполнили вошедшие в раж стрелки, неторопливо стал выцеливать пытавшихся подползти поближе «боксёров». Те, уже наученные, что переть, размахивая железками на вооружённую современным оружием армию – обыкновенное самоубийство, затеяли перестрелку…

– Хм. – Суботин с некоторым недоумением смотрел, как до двух с половиной сотен солдат, посланных полковником для удара во фланг, в данный момент азартно перестреливаются с оставленным прикрывать ворота взводом.

Идти вперёд они явно не желали, нет сомнений, пара снарядов, выпущенных трофейными крупповскими пушками, сыграла свою роль. Но не так, чтобы при потере не более четырёх человек залегать! И если ему не изменяют глаза (в бинокль, правда), то сюда уже подходят части охранной стражи. Ан нет, не один я такой глазастый, похоже, вон те увидели их гораздо раньше… Ой, что сейчас будет! Кавалеристы вырубят всех, уж больно кровью замарались, что «боксёры», что солдаты…

Полковник Ван стоял у окна и смотрел, как русские расстреливают из пушек казарму, в которой засели ихэтуани. На жизнь этих никчёмных крестьян ему было глубоко наплевать, пусть белые варвары их всех перебьют, невелика потеря. Но его стрелки, самые лучшие, преданные, остались в этой ловушке, их не выпустили, предводитель прислал к нему (после он лично казнит этого…) свою девку, и та процедила, что все остаются на месте. Верный Лунь, правильно поняв своего господина, одним неуловимым движением снёс бошку наглой потаскухе. Плеснувшая кровь испачкала пол, а голова, словно мяч, покатилась к его ногам. Троицу сопровождавших её «боксёров» (те, увидев, что она смертна, впали в ступор) закололи пехотинцы.

Бант! Опять эти пушки! Сморщился, как от зубной боли: не хотел он разделять свою батарею, не хотел (только против родственника губернатора идти… вот-вот), но ТАКОГО не ожидал. Легко, будто играючи, русские громят всех – восставший крестьянский сброд, обученную германскими инструкторами пехоту, его личных стрелков. Уже скоро они начнут штурм дворца… вернее, уже начали. Доклад о подходе охранной стражи и начавшемся массовом бегстве солдат заставил его зашипеть от ненависти. Как ему хотелось казнить этих трусов, посмевших не выполнить его приказ! Увы, теперь он не властен над их жизнью и смертью. Улыбка (которую все приняли за оскал) обнажила крепкие белые зубы: что ж, он знает, как поступить!

Полковника Ваня найдут мёртвым, чтобы не попасть в руки живым, он отравится опиумом.

– Давайте лучше наконец встретимся, Иван Тимофеевич, с нашей второй «клешнёй», – улыбнулся я. Мимо прошла жидкая цепочка пленных солдат, охранявшаяся дюжими матросами, конвоиры внушали почтение одним своим видом, на целую голову превосходя щуплых китайцев. – Да и антураж, знаете ли, соответствует.

– Согласен, Сергей Петрович, – и прямо по-мальчишечьи улыбнулся. Вот чего-чего, а такого я не ожидал от своего всегда серьёзного начштаба. – Ну да, – чуть смутившись, произнёс он, – просто так и пахнуло галантным веком.

Хулачен, как и Ашихе, имел средневековую архитектуру. Его опоясывали кирпичные стены, обязательные ворота с башнями, на которых развевались русские флаги. В ехавшей нам навстречу группе всадников без труда узнал Алексея Александровича. Даже отсюда было видно, как он лучился от удовольствия, и понять его можно. Постоянные набеги хунхузов, которых укрывали китайские чиновники, в ответ на наши ноты лишь приторно улыбавшиеся, зная о недостатке стражи, стычки с «боксёрами», похищения и убийства русских рабочих и инженеров… И вот теперь он смог отыграться – нет, не за всё, но большая часть долга была погашена.

– Господа, давайте наконец въедем в город. – Столь необычное приветствие было встречено улыбками. – Да, – Гернгросс просто махнул рукой, – слишком уж много крови у меня этот городишка выпил!

– Ничего, Иван Тимофеевич, казачки, – кивнул я на гарцевавших невдалеке всадников, – пойдут по селениям, уйти далеко ихэтуани не могли. А там закрутят «карусель»…

– Да. – Вздохнув, он с тоской посмотрел на уходившие сотни охранной стражи.

Вне всякого сомнения, ему очень хотелось самому довести дело до логического конца – разгрома банд «боксёров». Но не судьба. Алексей Александрович сообщил, что в моё подчинение передаётся рота из Владивостокского гарнизона и две 87-миллиметровые пушки образца 1877 года. Для меня это была ложка мёда, а вот далее я получил целую бочку дёгтя.

– Эх, Сергей Петрович, сам понимаю, что нужно сюда полк перебросить. – Гернгросс махнул рукой, и столько в этом жесте было горечи, что я не нашёлся с ответом. – Я вас прекрасно понимаю, здесь, на севере, благодаря вашим решительным действиям нам сопутствует успех…

– Полноте, Алексей Александрович, а вы? Ставили охрану, налаживали связи с местными… да много ещё чего делали. Без вас этого не было бы.