– Как вам это, господа? Похоже, всё не так уж и плохо. – Мне после прочтения допроса китайского артиллериста стало гораздо спокойнее. – Курт Генрихович, а что у нас по «боксёрам»?
– Очень неоднозначно. – Офицеры отряда, бывшие на совещании, с нетерпением ждали ответа на столь важный для всех вопрос. – Командир этого, с позволения сказать, отряда родом из провинции Чжили. Сюда пришёл с земляками. Есть даже один уникум из Шаньдуня. Хотя он и туповат, но сведения, полученные в результате допроса, интересные. Новый губернатор железной рукой навёл порядок и где истребил, а где просто выдавил мятежников в центральную провинцию.
– Немецкие концессии, как я понимаю, не успели пострадать? – мгновенно сориентировался наш зампотыл. – Угольные копи?
– Да, имущество и собственность подданных рейха в безопасности, – констатировал очевидное Мейр. – Владимир Исаевич, вы обязательно ко мне загляните, там много интересного скопилось.
– Непременно, Курт Генрихович.
– Далее. Как вы знаете, в планах мятежников – разрушить только что построенную «маньчжурку», – продолжил Мейр. – И, по словам пленных, цицикарский губернатор в этом заинтересован не меньше, чем невежественные крестьяне. Кроме того, в Цицикаре открыто говорят, что выкинут русских с Амура. А это, господа, уже очень серьёзно. – И повёл головой влево-вправо, разминая затёкшую шею. – Теперь всё становится на свои места. Имея превосходство в людях в шесть раз и артиллерии – в четыре, причём обладая новейшими образцами, господин Шань намеревается всерьёз отодвинуть границу. – Присутствующие ошарашенно переваривали
И начштаба на карте указал, кто, где и в какой последовательности атакует Хулачен…
Лёгкий ветерок ласково скользит по разгорячённому лицу, давая такую желанную прохладу. В небе ни единой тучки, идеальная погода для летунов, правда, до них ещё три года, если правильно помню. С сопки отлично просматриваются подступы к городу. Никаких земляных укреплений перед ним нет, это радует. Единственный вопрос: такое пренебрежение – инициатива полковника или разлагающее действие «боксёров»? Хотя… какая разница? Ротные колонны уже развернулись в цепи и ждут только сигнала. В спину нам не ударят, деревушки, что попадались на нашем пути, пусты, двое-трое глубоких стариков и старух оставленных (всё равно работать уже не могут, не жалко) рассказали о поведении пришлых «освободителей». Сами ихэтуани практически не грабили, так, сущая мелочь, зато солдатики отличились – и пожрать, и выпить, и баб повалять они были горазды. Как говорится, «началось в колхозе утро», честно сказать, я не стал забивать этим голову. В данный момент меня больше всего интересовало, сможем ли мы (вернее, наш главарт) «работать» с закрытых позиций. Пленные солдаты энергично оборудовали позиции. Покачав головой, я вспомнил, как они проходили мимо расстрелянных мятежников. Да, я самолично приказал поставить всех захваченных (главарей пока оставил в живых) к стенке. За что? У вождя нашлись два обручальных кольца и пять крестиков. Причём не новодел, где-то середина прошлого века. Такие у состоятельных людей – купцов, инженеров, в общем, нынешний средний класс. Парни из раз-ведроты разговорили эту сволочь. Оказалось, не повезло семье приказчика, они выехали из Тяньцзиня и нарвались на шайку «боксёров». Дальше всё понятно… Так что расстреливали их уже не стрелки Чжао, добровольцев хватило с избытком, и пусть ещё радуются, что легко ушли!
Штурм города начался в одиннадцать утра с артиллерийской дуэли. Захваченные в полной исправности орудия играли роль артполков РГК. Крамаренко, получив наконец, как он выразился, «нормальный инструмент», начал пристрелку западной стены, где стояли две оставшиеся у китайцев пушки. Вот тут и сказался класс оставшихся у противника пушкарей: управление огнём было из рук вон плохим. Гранаты сыпались, как бог на душу положит, шрапнель рвалась где угодно, об установке трубок лучше не вспоминать… Словом, очень приятный для нас противник.
А вот Александр Фёдорович особо не торопился (увы, треть снарядов было израсходовано, а пополнить их было негде), и четвёртый выстрел дал накрытие, после чего оба орудия беглым огнём по три снаряда уничтожили тяжёлое оружие противника. Подождав, пока осядет поднятая пыль (в бинокль было видно, что одно орудие разбито прямым попаданием, а второе имеет вместо ствола обрубок), я выстрелил вверх красной ракетой, подавая сигнал для начала атаки.
Остальное было неинтересно: роты под прикрытием огня «максимов» подошли к стенам и по штурмовым лестницам взобрались на них, закидав гранатами редкие островки обороняющихся. Сапёры аккуратно рванули ворота, давая возможность ввести в город пушки Барановского.
Глава 6
1
Начало атаки ихэтуаней я видеть не мог, но лично руководивший операцией по открытию ворот Извольский весьма живописно передал все перипетии боя.
Едва ворота начали распахиваться, как раздались доводящие нас до бешенства крики «Ша! Ша!». Отдельный мигом сообразил, что сейчас его просто затопчут, и проревел: «Отходим!» Человеческая масса, словно прорвавшаяся вода, хлынула из ворот… под снаряды и пули рот Сергеева и Меркулова. Полубатарея 2,5-дюймовок выплюнула установленную на удар шрапнель практически в упор, с полторы сотни саженей. Прорубая просеки, снаряды рванули почти в середине толпы, разметав в стороны части тел. Поставленные на фланги «максимки» ударили свинцовыми струями, выкашивая людей. С НП было видно, как мечутся фигурки, пытаясь спастись, и падают, падают, падают. Ещё один залп, где-то внутри за воротами поднимаются превосходно видимые столбы пыли и дыма. А по ещё шевелящейся кое-где массе тел пошли стрелки, сапёры, последними втянулись внутрь артиллеристы. Ворвавшиеся за стены штурмовые группы на одном дыхании пролетели расстояние до первых домов, что стояли неподалеку. Крик «Бойся!», и граната с примотанной к ней шашкой пироксилина летит внутрь. Ухает взрыв, из вылетевших окон валит едкий дым, и в него ныряет стрелок: в правой – «вессон», в левой – лопатка. Шевелящийся обрубок – пуля четырёхлинейного револьвера прекращает мучения несчастного. Вот девица, довольно ловко размахивающая мечом, пуля в живот, и вперёд. Идущий следом боец опускает на её голову заточенное лезвие… Вновь граната, внутри – никого… Дальше, дальше, не стоять!
Квартал, куда вломилась рота Дёмина, был заселён беднотой, поддерживающей мятежников. Ему вспомнилась фраза Старика: «При всём фанатизме желание пограбить у этих люмпенов в крови». И потому главное было выдержать первый, самый яростный натиск, когда нередко местные бросались на стрелков даже с голыми руками. Кое-где дело дошло даже до рукопашной, но те, что смогли сойтись с русскими накоротке, были мгновенно уничтожены. Всюду валялись тела мятежников, перепоясанных красными кушаками, и местных: вперемешку мужчин и женщин, часть из них была только ранена. И стон, крики и причитания заставляли вздрагивать даже видавших виды ветеранов.
Больше всего его сейчас беспокоил дикий расход боеприпасов. Гранаты, взятые с
Рота Сергеева наступала по прямой на дворец губернатора, где был расположен штаб китайцев. Караулка, стоявшая справа сразу за западными воротами, подверглась обстрелу (четыре гранаты), так что ворвавшиеся туда штурмовики быстро добили контуженных и поспешили дальше. Одна из четырёх главных улиц упиралась в двухэтажную контору департамента по взиманию пошлин. Люди тут селились зажиточные, несмотря на поддержку мятежников, больше заботились о себе. Потому бросок был молниеносным, лишь однажды второй взвод обстреляли. В ответ, выплюнув две гранаты, артиллеристы здорово снизили его ценность, сапёры по живости характера (любят они взрывать) подорвали стену, и в результате второй этаж обрушился. Столь наглядная демонстрация моментально привела в чувство «патриотов». А штурмовая группа закидала то, что осталось, гранатами, добив ещё остававшихся в живых. Оборонявшие здание солдаты особо не геройствовали: стреляли в белый свет, как в копейку. Кузьма, оценив «класс» противника, приказал заменить гранаты шрапнелью, с трубкой, поставленной на удар. После второго разрыва огонь стал ослабевать.
Приказав всадить ещё одну шрапнель в окно на первом этаже, он просвистел: «Атака». Третий взвод подавил огнём китайцев, а первая полурота броском ворвалась внутрь. Дальше было дело навыков, беспощадно вбитых на полигонах. Гранаты, пулемётные очереди, выстрелы из револьверов: до ближнего боя старались не доводить. Но изредка в полумгле от поднятой в воздух пыли, от дыма от сгоревшей взрывчатки и разгорающихся бумаг вспыхивали ожесточённые схватки. И тогда раздавались визгливые крики и густая матерщина. Увы, но тут без потерь не обходилось. Убитых не было, но раненых хватало с избытком, в основном раны колотые и порезы, однако трое продолжать бой не могли.
Не выдержав, китайцы начали выскакивать из окон и дверей, устремляясь к стоящему напротив дворцу. Добежать до него не удалось никому, убитые устелили всю площадку, лишь подорвав и так не высокий моральный дух. Меркулов, наоборот, зашёл влево, отсекая бедняцкий квартал от северной части города, в которой засели регулярные части китайцев. Баррикады, которые успели на скорую руку соорудить «боксёры», расстреливали из пушек. Один, реже два выстрела разносили всю эту «фортификацию» вместе с защитниками, а пытающимся убежать стреляли в спину, кому-то везло, и он скрывался, а кто-то остался лежать на утоптанной земле. Крушащие на своём пути штурмовики раздавили попытавшихся сопротивляться ихэтуаней. Те вместо привычной расправы над практически безоружными китайцами-христианами и малочисленными европейцами мигом растеряли боевой пыл и побежали. По дороге часть босяков начала грабить более богатых соседей, забыв о братстве и равенстве. Это не понравилось мелким лавочникам и торговцам: резать белых варваров и отступников – дело хорошее и даже прибыльное, но когда эта сволочь собирается покуситься на их имущество… Кровавые схватки вспыхнули, моментально перерастая в маленькую гражданскую войну. Победу в ней в основном одерживали «боксёры», их было больше, и они были сплочённее. Кое-где занялись пожары, что только подстегнуло зажиточных горожан. В результате, когда рота Меркулова вошла в «чистые» кварталы, русских встречали уже как избавителей.