Впрочем, Гиллард мог и погибнуть, и еще неизвестно, что было бы лучше для него.
Миртс присела над тем, что еще прошлой ночью было молодым вампиром. Теперь… Обугленный череп, покрытый копотью. Обгоревшие до костей руки… И – сияющий изумруд на груди, медальон Шениора д’Амес. Может быть, оставить все, как есть? И Гиллард Накори уже шагает в сады небесные?
Ей было больно смотреть на его глаза, спекшиеся, почерневшие и мертвые. Но она все же назвала его имя.
Останки, лежащие в мягкой траве, судорожно дернулись; челюсти разжались. И Миртс невольно содрогнулась, услышав хриплый стон. Гиллард уже не мог кричать.
– Я тебе помогу, – прошептала она, – помогу… Если уж я дала тебе эту проклятую жизнь.
И решительно прокусила себе запястье. В конце концов, что может быть целебнее, чем кровь темной сестры?
Густая алая капля случайно упала на изумруд; Миртс торопливо стерла ее. И подумала, что позже, когда Гиллард сможет идти, они отправятся в Дэйлорон. К Поющему озеру. Потому как если мир очистился, то наверняка очистился и Дэйлорон, а это означало только одно – пророчество последнего короля сбылось.
…Миральда подползла к краю колодца Памяти и, затаив дыхание, заглянула в темное зеркало воды.
– Почему ты это сделал? Почему? Это было
Слезинка, задержавшись на реснице, упала вниз.
«Но разве ты так до сих пор и не поняла, почему он это сделал? Признайся хотя бы себе, ночница… Ты ведь знаешь, почему?»
Зажмурившись, Миральда протянула руку, ладонью коснулась холодной глади.
– Прости меня.
Вода дрогнула, и ночнице показалось, что сам колодец вздохнул. Удовлетворенный
Она убрала руку.
– Ну, вот и попрощались.
В горле отчаянно запершило, и снова все поплыло перед глазами. Воистину, ее судьба проклята, и несчастен тот, кто соприкоснулся с ней.
Сжав зубы, Миральда последний раз взглянула туда, где нашел вечное прибежище имн из Кайэрских топей; вода еще раз всколыхнулась, и…
Ночница вдруг увидела Магистра.
Он стоял посреди развалин Алларена, перед вратами Закрытого города – уцелевшего по странной прихоти орды. Стоял, раскинув руки и подняв лицо к небу, и на бледных губах блуждала счастливая улыбка.