Сердце колотится громче рева мотора, я не могу заставить себя взглянуть ни вниз, на воду, которую мы рассекаем, ни вдаль, на обрыв, с которого бросилась моя лучшая подруга. Поэтому я смотрю вверх, на голубое небо и полупрозрачную завесу облаков. Вдалеке появляется одинокая птица, неузнаваемая с такого расстояния, и начинает кружить над водой, точно стервятник.

Я думаю о Дейзи, о том, как она плыла здесь, в этой воде, глядя на ночное небо. Что она видела? Луну, наверное, а может, звезды Ориона, Пегаса или Андромеды. Темно-красную Бетельгейзе, такую далекую и уже мертвую. Безбрежную черноту сверху и снизу.

Но что произошло дальше? Удалось ли ей выплыть? Удалось ли достичь безопасного места?

Брайан оглядывается на меня:

– Ты там как?

– А можно подойти немного поближе?

Мы покидаем бухту. Тут, за ее пределами, волнение сильнее; в лицо мне летит колючая водная пыль. От запаха бензина подташнивает. Мы уже подходим к дому. Утес кряжистый, складчатый, иззубренный от времени. Его венчает уступ, и я представляю, как Дейзи летит с него прямо в воду.

– Так пойдет?

Камера болтается на шее, я поднимаю ее и начинаю снимать дом и скалы. Потом Молби с его мерцающими вдалеке огнями. Почему мы, Дейзи и я, не уехали туда? Почему не сбежали вместе? Что же я такого сделала, не оставив тебе другого выхода, кроме как сигануть со скалы? И снова я прикидываю, могла ли она остаться в живых после такого прыжка, а потом доплыть через всю бухту до лодочного спуска или в противоположную сторону, до ближайшего пляжа. Расстояние кажется слишком большим даже для такой хорошей пловчихи, как Дейзи.

– Еще подойти?

Мы плывем дальше, и тут я замечаю под водой что-то темное. Это всего лишь тень в скале, углубление, неровная, неправильной формы дыра. Подводная пещера – размером не более ярда в самом широком месте, но все равно в ней можно укрыться. Я представляю себе Дейзи, загнанную под воду, извивающуюся, точно червяк, насаженный на крючок. Ждущую спасения, но от кого?

Брайан глушит двигатель.

– А ты знаешь, что сегодня ровно десять лет? – вдруг спрашивает он.

Я недоуменно смотрю на него. Но он же не дурак, он видел, что именно я снимаю: Блафф-хаус и пещеру в скале под ним. Он понимает, что это отнюдь не фоновые съемки для фильма про повседневную жизнь Блэквуд-Бей – фильма, который я теперь едва ли смогу доделать. Он прекрасно знает, в чем дело.

– В смысле, ровно десять лет, как она прыгнула?

Я оглядываюсь на него. Мы качаемся на воде в тени утеса. Брайан внимательно смотрит на меня. Лицо у него спокойное, говорит он тихим голосом, но в тоне есть что-то нарочитое, будто он расстроен сильнее, чем хочет показать, и ему приходится делать над собой усилие, чтобы сохранять безмятежный вид.

Внезапно все встает на свои места.

– Ты ее знал, – произношу я. – Лучше, чем говорил.

– Ты так ничего и не поняла.

Я не отвечаю, и он остается сидеть неподвижно. Его черные, как два голыша, глаза, кажется, просверлят меня насквозь. Мне становится страшно, хотя я сама не могла бы сказать, чего именно боюсь. Я не могу думать ни о чем, кроме толщи темной воды подо мной, неподвижной под поверхностным волнением. Дежавю.