5.12

Ушла Эйра так же быстро и неожиданно, как и пришла. Я в этом виню чесночный дух — тонкому обонянию оборотня, вероятно, было непросто это выдержать.

Через несколько минут из спальни вышел Гамильтон. Не могу сказать, что выглядел он так же превосходно, как и всегда, увы. Однако он мог ходить, зевать и…

— Сейчас бы бокал вина.

И требовать выпивки.

— Белое руарданское, — пафосно провозгласила я и выдернула из Безвременья плесневелый хлеб.

— Спасибо, — грустно сказал пес, — премного благодарен. Но, пожалуй, все-таки откажусь.

И он медленно опустился на пол, укладываясь точно по центру ковра. Так, чтобы никто не мог его обойти и чтобы все перешагивали.

— Извини, — смутилась я и вновь потянулась к Безвременью. — Вот, держи.

— Они лежали рядом? — подозрительно спросил приободрившийся пес, — я думал, Безвременье потому и Безвременье, что там нет времени. Но…

А я, тяжело вздохнув, призналась:

— Я его туда таким и засунула. Когда объявили внезапную проверку комнат в общежитии. Там где-то еще должен быть куриный скелетик и мышиный. У меня был план сотворить новую химеру, но проверка сбила все планы.

— А после проверки? — удивился пес и потребовал немедленно налить ему вина в бокал.

— А после я забыла.

Сотворив бокал, я взялась было за пробку, но Гамильтон, понурив голову, робко заметил, что он как бы не придирается, но почему у бокала ножка такая некрасивая?

В общем, удовлетворил его только пятый бокал.

— А трубочку? — обиженно спросил мой компаньон, а я, сдержанно улыбнувшись, сотворила ему требуемое и вежливо уведомила привереду:

— Если что-то не нравится, можешь свернуть себе ухо в трубочку и пить через него.