— Мы подевимся, — прошепелявил самый пухлый из псовьих мальчишек.

— Почему Эштону, он же разгильдяй?! — возмутился Гамильтон.

— Он говорит хорошо. Я когда вижу чужих людей все время сбиваюсь на родную речь, — малышка с ободком вздохнула, — меня из-за этого в Школу Теней не приняли. Через месяц будет новый набор, я ав-ав-ау!

Малышка растяфкалась, поняла, что опять перешла на родной лай, расстроилась и тоненько заскулила. А я подумала, подумала, а после аккуратно спросила:

— А может дело в том, что ты мало слов знаешь? Торопишься и, не найдя в памяти нужного человечьего слова, переходишь на родной язык?

— Может быть, — она перестала скулить, — я подумаю об этом.

— Это все хорошо, — Тина нервно заломила руки, — но маленький, одинокий ребенок сейчас плутает в недрах этого гадкого места!

И тут мы поняли, что не сможем просто сесть и подождать, пока вернется Эштон. Подруга сведет нас с ума, а после и сама двинется.

— Хочешь, я вырасту и стану твоим компаньоном? — серьезно спросила малышка с розовым ободком. — Буду следить за тем, чтобы ты правильно оценивала людей и нелюдей.

— Спасибо, милая, но у меня не хватит сил на печать, — с толикой грусти ответила Тина.

— Все может измениться, — философски заметила малышка и почесала лапой за ухом.

Подруга же уперла кулаки в бедра и грозно выгнула бровь. Мы, грустно вздыхая, принялись оправлять одежду и готовится к выходу в люди.

— Марон, ты что, со мной не согласен? — Тина ткнула в нашу с Гамильтоном сторону:

— Эти двое никогда не были особенно заботливыми! Они действительно могут верить, что ребенок справится! Но ты-то должен понимать, как отреагируют повара на говорящего щенка?!

Тут Тина замерла, ее большие серые глаза наполнились слезами и она со всхлипом выдохнула:

— Его могли ошпарить кипящим маслом… Малы-ыш!

— Она знает, что наша шерсть — наша броня? — тихонечко спросил Гамильтон.

Я же кивнула на дверь в спальню, из которой торчал самый кончик иглы-шерстинки, пробившей тонкое дерево насквозь:

— Я не просто сказала, я показала.

— Значит, спорить бесполезно, — уныло вздохнул пес и поплелся к выходу.