// [44] 27 мая, пятн.[ица.] После обеда (т. е. в 10 ч.[асов] утра) захожу в библиот.[еку], к о. Виссариону. Огромн.[ое] двух. эт.[ажное] здание, с плоской крышей, полно книг. О. Виссарион составляет каталог. Беседуем. Когда он выходит за кн.[игами] и статьей, оставл.[енными] в келлии, ко мне походит его помощник, о. Марк, простой черноволосый монашек.

– Здравствуйте, господин.

– Здравствуйте.

– Христос Воскресе.

// [44 об.] – Востину Воскресе.

Смущенно подходит к столу.

– А я уж и не знаю, как с вами, образованными, и здороваться. Простите, коли не так. Может у вас в миру и не говорят Христос Воскресе..

Начинается разговор. Он слышал, что я жаловался о. Виссариону на то, что не получил утром письма от своих, и что я расстроился.

– Да, трудно, конечно, что говорить. Я тоже как молодой сюда попал, сначала очень даже скучал по родным. А они, женщины-то, тоже очень скучливые. Потом я привык, ко мне брат приезжал, в Палестину ехал паломником, и у нас жил. Да. Так вот из дому то – мы сами самарские – жена ему и пишет: „Я сына своего // [45] прогнала, поссорились, я теперь одна[“]. Он очень удивился, сын у них хороший, почем прогнала? А оно оказалось, это она так, нарочно написала, чтоб его поскорей домой вызвать, потому что очень за ним скучала.

С о. Виссарионом идем смотреть кое-что в монастыре – гро́бница.

– Вот это послед.[ний] путь монаха, говорит о. Виссарион, вздыхая и гладя рано поседевшую бороду. Ох-охо! Видите, от цветущих олеандров у входа, мимо этого орехового дерева, подъем, и к кипарисам… Тут мы все и проходим.

Кладбище осенено кипарисами. Мы заходим сначала в гро́бницу. Небольш.[ая] часовня, под нею церковь. В часовне против входа икона с лам- // [45 об.] падкой, от иконы вниз висит шелк. Плат, а по бокам ее, на правильных деревянных полках аккуратно разложены черепа умерших братьев. На кажд.[ом] надпись – кто, когда скончался. Слева, за загородкой, как мелкий валежник, не менее тщательно сложены кости, до потолка. В часовне полутемно и довольно душно.

О. Виссарион, вздыхая, приседает, разглядывая нижние черепа.

– Вот, хорошая головка, говорит он, смотрите, какая хорошая. Кость вся коричневая, густая, ровная.

Действ.[ительно], этот череп ровно-коричневый, слегка даже маслянистого оттенка. Рядом черепа белыми пятнами по желтому, или с черными пятнами.

– Эти уж хуже, прибавляет о. Виссарион.

// [46] Выходим наружу. Очень светло, и всегдашняя чернота кипарисов кладбищенских. Могил немного, они неглубоки, над кажд.[ым] крест и точная надп.[ись], когда скончался. Через три года по смерти каждого вырывают, кости моют водою с вином, и по виду останков судят (как всюду на Востоке) о состоянии души умершего. Тело должно совершенно истлеть, земля, значит „приняла“ упокоившегося. В противн.[ом] случае о нем возносят особ.[ые] разрешит.[ельные] молитвы.

Веч.[ером] того же дня добрейший о. Виссарион приносит подарки от игумена (икону св. Пант.[елеймона], альбом[186] и книгу о монастыре[187]) и от себя лично (ложечку Наташе, апельсины и благословенное масло св. Пантелеймона).

// [47 об.] 28 мая. суббота. Утром чтение. Иду еще посмотреть гро́бницу. Кедровая рощица. В ней отдыхают монастырские волы. Общий памятник инокам.

Днем опять читаю. Вечером – о. Софроний, о. Иосиф с Н.[овой] Фив.[аиды] и о. Иосиф библиотекарь. Позже о. Кирик. Читаю „Лествицу“ св. Иоанна Лествичника[188]. Завтра трогаюсь. Прощальн.[ый] визит к игумену. День „средней“ значимости – впрочем, хорошо было на вечерне. С Кириком условились встретиться на ранней обедне, после кот.[орой] он отслужит молебен. Погода чудесная. О. Кирик едет меня провожать.