Это ритуальное самосожжение берёт своё начало у патриархального культа бога Огня – Агни. Самосожжение вдов в Индии приобрело настолько массовый характер, что сохранилось в некоторых деревнях и до нашего времени. Особенно ярко и детально показан этот древний способ самоубийства в английском фильме «Далёкие шатры».

Самоубийства были также очень широко распространены в античную эпоху. Так, согласно легенде, заточенная в каменном склепе Антигона лишила себя Жизни, чтобы избежать несправедливого позора во время своей публичной казни. Древнегреческий философ Диоген Синопский также покончил свои счёты с Жизнью при помощи задержки дыхания и волевой остановки сердца.

Известный древнеримский философ Сенека, приговорённый императором Нероном к совершению самоубийства, вскрыл себе вены на голенях и под коленями, успев после этого спокойно и безмятежно продиктовать писцам некоторые из своих философских размышлений. Автор знаменитого «Сатирикона» Петроний также публично вскрыл сам себе вены на прощальном пиру с друзьями, попросив после этого их временно перевязать ему вскрытые вены, чтобы в последний раз насладиться своим любимым удовольствием – сном, во время которого он и умер.

У японских мужчин-воинов – самураев – исторически сложился свой кодекс чести: самоубийство в качестве расплаты за позор военного поражения. Кстати, подобные примеры описаны даже в Ветхом Завете, например, когда Саул закалывает самого себя после поражения на поле битвы. Римский император Нерон, потерпев поражение в упорной борьбе за власть, также предпочёл броситься на воткнутый рукояткой в землю меч, чем терпеть позор публичной Смерти. И таких примеров у разных культур и народов – великое множество.

У древних самураев Смерть была превращена в ultima ratio добродетели. Считалось, что человек, оскорбивший добродетель, достоин позорной Смерти, точно так же, как и тот, кто не сумел отстоять или защитить добродетель. Тогда это воспринималось и понималось так же нормально и естественно, как то, что после ночи обязательно наступит новый день.

Именно поэтому ужасная вендетта и бессмысленные – с нашей современной точки зрения – жесточайшие расправы самураев над вражескими солдатами были в то время в порядке вещей и вполне соответствовали их морали, точно так же, как и случаи массовых самоубийств самураев в связи с поражением или совершение ритуала индивидуального самоубийства при помощи вспарывания живота, называемого «харакири» (точнее – сэппуку).

Самурай и Воин Сида Китиносукэ сказал: «Когда и Жизнь и Смерть одинаково бесчестны, – останови свой выбор на Жизни; когда вы не можете решить: идти или не идти, – лучше не ходите; когда вы задаётесь вопросом: есть или не есть, – лучше не ешьте; когда вас мучит вопрос: умереть или не умереть, – лучше умрите».

В глазах самурая его собственная Жизнь, как и Жизнь его врага, не стоила даже ломанного гроша, поэтому в индивидуальных поединках или в массовых сражениях даже речи не могло быть о пощаде или сострадании к противнику. Помилование допускалось лишь из каких-то тактических или корыстных соображений, когда за побеждённого от его родственников можно было получить большой выкуп.

В содержании обряда парадного самоубийства – харакири – мы также вплотную сталкиваемся с тезисом о «добродетели, подтверждённой Смертью». И не случайно самурай, нарушивший заповеди кодекса «Буси-до», но не совершивший низменного и недостойного звания самурая проступка, избавлялся от постыдной и позорной церемонии публичной казни. Но чтобы восстановить честь своего имени и не подвергать всю свою семью преследованию, он должен был совершить самоубийство – харакири.

Нередко случалось и так, что сами буси с готовностью вспарывали свои животы лишь с одной единственной целью – доказать кому-то чистоту своих помыслов или верность. В этом отношении очень поучительна история о сорока семи верных ронинах, которые предпочли Жизни Смерть вслед за своим господином (дзюн-си), чтобы и после своей Смерти оставаться ему так же верно служить «на том свете».

Согласно этой исторической японской эпопеи, некоторые из сорока семи ронинов с самого начала предлагали покончить Жизнь самоубийством – именно так поступали верные самураи в случае внезапной и незаслуженной Смерти своего сюзерена. Считалось, что эта жертва обеспечивает сохранение прежних взаимоотношений между хозяином и его слугой не только после Смерти, но и в последующих воплощениях.

Идея дзюн-си наложила свой отпечаток на целую эпидемию так называемых «двойных самоубийств» в эпоху Тогукава, когда оба влюблённые, в случае воспрепятствования их соединению со стороны родителей, кончали счёты с Жизнью вместе при помощи сэппуку. В самоубийстве самураев того времени, как мы уже сказали, торжествовала идея Добродетели, как высшего принципа существования. Во всех своих действиях самурай должен был исходить из соображений высшей справедливости и честности, что во времена коварных интриг, заговоров и междоусобных войн было полнейшей утопией.

Во все исторические эпохи всплески случаев окончания Жизни при помощи самоубийства напрямую связаны с подъёмами и спадами в политике, экономике, культуре. Достаточно вспомнить массовые религиозные самосожжения в России в конце XVII века. «Гари» (самосожжения) с 1675 по 1695 годы унесли Жизни около двадцати тысяч старообрядцев.

Вся индийская литература также насыщена фактами массовых религиозных самоубийств (дикши) путём самосожжения или самоутопления. Известны многочисленные случаи кровавых жертвоприношений в храмах богини Кали, когда молящиеся, в порыве сильнейшего религиозного экстаза, отрезали части своего тела или публично убивали себя. Особенно массовыми являются самоутопления во время паломничеств к священным индийским рекам, потому что считается, что тот, кто совершает такое дикши, достигает мокши – освобождения от необходимости новых воплощений и таким образом избавляется от непомерных страданий земной Жизни.

Попытка избежать страданий, ниспосланных Всевышним, при помощи добровольного лишения самого себя Жизни, объявлена в христианстве, исламе, иудаизме и других мировых религиях страшным и тяжким грехом, лишающим удавленника или упопленника прощения во спасение его Души. Самоубийцам отказывается в погребении на общем кладбище и их с позором хоронят за оградой или в другом пустынном месте. Раньше страдала и вся семья грешника, лишаясь законного права на наследство, а если самоубийца чудом оставался в живых, то он приговаривался к пожизненному заключению и каторжным работам, как за преднамеренное убийство.

В Военном и Морском артикуле времён Петра Первого имелась следующая запись в отношении самоубийц: «Ежели кто себя убьёт, то мёртвое его тело, привязав к лошади, волочить по улицам, за ноги повесить, дабы смотря на то, другие такого беззакония над собой чинить не отваживались».

Наше отношение к самому факту добровольного принятия Смерти крайне отрицательно и мы постараемся кратко пояснить это. Для человека Жизнь и Смерть (на Физическом Плане) являются двумя полярными противоположностями, и поэтому изощрённый человеческий Ум, при соответствующих обстоятельствах, может очень легко двигаться от Жизни к Смерти, – и так часто случается.

Напрасно считается, что тот, кто добровольно принял Смерть из-за религиозных побуждений, больше любит Бога и поэтому меньше привязан к Жизни. Ничуть не бывало: самоубийство может совершить только лишь тот, кто очень сильно привязан к Жизни.

Когда человек, разочаровавшийся в Жизни, осознаёт, что его Жизнь непоправимо разрушена, Ум его может начать двигаться к другому, как бы «противоположному» концу Существования – к Мысли о скорейшей Смерти. Тогда разочаровавшийся в Жизни человек начинает желать своей Смерти и очень часто это его стремление покончить счёты с Жизнью становится навязчивым желанием.

Но на самом он даже не задумывается о том, что он желает не Смерти, а желает чего-то другого, отличного от качества его собственной Жизни, от тех неблагоприятных обстоятельств, в которые она его, – а чаще всего он сам себя, – загнала. Так что даже человек, исполненный жажды Жизни, может в определённых отрицательных состояниях психики совершить самоубийство, но этот его поступок нельзя назвать «не-желанием Жизни». На самом деле это – подсознательное желание чего-то совершенно иного, что могло бы удовлетворить его внутренние потребности.