– Что с тобой случилось? Если это нервный срыв из-за…

Вот дьявол! Не стоит, наверное, сейчас ей напоминать о сообщении.

«Давай же, Артур, не томи. Спроси, почему она здесь», – настойчиво шепнул голос разума.

– Это не нервный срыв, такого диагноза даже нет, – ответила Конфетка и попросила: – Уходи.

Как по голове ударило последнее слово. И может, я чертов эгоист, поступаю сейчас неправильно, надо ей дать время прийти в себя, но не могу.

Не могу уйти!

Как будто ноги сами к полу приросли посреди палаты!

– Марин, я не уйду больше никогда, – сейчас я, как никогда, серьезен. Да и шутить дальше не намерен. – Что, – пауза, – с тобой, – еще настойчивее, – случилось?

Конфетка уставилась на меня с удивлением – ну вот, хоть какие-то эмоции. Пусть удивляется, злится, убивает взглядом, но только не походит на человека, которому плевать на все происходящее вокруг.

– Артур, я… – замялась, прикусив нижнюю губу. – У меня была угроза выкидыша, – выпалила на одном дыхании и тут же снова прикрыла глаза.

И снова она меня бьет только словами. Я, наверное, сейчас похожу на ничего не понимающего придурка. Но вот это новость! Выкидыш… Значит, Конфетка…

– У нас будет ребенок? – в несколько шагов преодолел оставшееся расстояние до постели и присел на корточки, найдя ладонь Марины.

– Хорошо хоть не спросил от кого, – кивнула и даже попыталась усмехнуться.

Правда на глаза слезы наворачивались, и Марина еле сдерживала рыдания. Тяжело ей, еще я тут со своими наездами. Гинекология – мог бы и сам догадаться, баран.

Только вот никто и никогда не сообщал мне столь ошеломляющей новости.

– Не плачь, пожалуйста, – я сильнее сжимал ее ладонь, чтобы почувствовала мою поддержку. – Не могу видеть твои слезы.

– Тогда уходи, – она еле прошептала и снов открыла глаза. – Раз не можешь видеть мои…

– Я люблю тебя, – поцеловал ее ладонь и уставился на свою Конфетку. – Ну, и чего ты ревешь?

Н-да, женщины, ну вы и странные существа. Вот зачем плакать, когда радоваться надо! Говоришь ей банальные слова, которые услышать хочет, причем от души говоришь, по-настоящему, а у нее чуть ли не истерика.

– От счастья, – Марина хлюпала носом, утыкаясь мне в грудь, пока я ее обнимал. – Или от радости.