Ответить мне она ничего не успела. Нас прервал звонок. Анжелика достала смартфон из кармана, посмотрела на экран и сразу же приняла вызов. Я не вслушивался, но после разговора девушка, кажется, с облегчением вздохнула и повесила трубку.

– Марина пришла в себя, – улыбнулась, пряча телефон снова в карман халата.

– Ее можно увидеть? – я даже приподнялся со стула, готов был бежать прямо сейчас к ней в палату, ну, или где там моя Конфетка.

– Я даже… – начала Лика с сомнением, но под моим умоляющим взглядом сдалась. – Ладно, Артур, проведу тебя.

Мы поднялись на лифте на пятый этаж и свернули к стеклянной двери. «Отделение гинекологии № 1» гласила надпись. Огромными такими буквами, что даже слепой прочитает. Вот еще один вопрос, который я хотел задать Лике, но он совершенно вылетел из головы.

Какого черта она попросила отправить Марину сюда?

– Анжелика, – хотел уже поинтересоваться, но снова нас прервал ее телефон.

– Извини, Артур, у меня там пациент с послеоперационным абсцессом, мне надо бежать, – девушка слегка скривилась, бросила пару фраз медсестре на посту и направилась назад к выходу.

– Палата пятьсот двадцать, – молоденькая медсестричка привлекла мое внимание, а после кивнула в нужном направлении. – Только наденьте, – достала из-под стола белый халат и протянула мне. – Так и быть, пропущу без бахил, но ненадолго. У нас тут гинекология, сами понимаете.

Сегодня прямо какой-то день пониманий, мать их! Ладно раньше, но сейчас! Что, черт возьми, я должен понимать? Какого хрена все вокруг говорят какими-то загадками?

Надо бы еще договориться об отдельной палате, и почему мне раньше эта мысль в голову не пришла. Самые лучшие условия, оплата врачам и медсестрам – моя Конфетка заслуживает даже большего. Но все это позже, а сейчас я хочу убедиться, что с Мариной все хорошо.

И заодно узнать, что же случилось на самом-то деле?

Конфетка и так лежала в одноместной палате, достаточно просторной. Я вошел, стараясь не шуметь, и аккуратно прикрыл дверь. Вдруг спит?

Но нет, тут же повернула голову, и на фоне лица, слившегося по цвету с постельным бельем, выделялись только глаза. Потемневшие, полные боли.

– Прости, – я негромко произнес первое, что в голову пришло. Казалось бы, тихо, но мой голос все равно прозвучал оглушительно. – Можно войти?

– Ты уже вошел, – отвернулась, видимо, не желая меня видеть даже здесь. Еще и голос безразличный, шелестящий, но я решил все же идти до победного.

Не сдамся. Пусть даже не мечтает. Особенно сейчас, когда я тоже знаю правду. Могла бы и сама рассказать, а не строить из себя меркантильную особу, которую кроме бабла ничего в этой жизни не интересует. Вот же, врунишка, но сейчас, глядя на бледное лицо и полуприкрытые веки, я готов ей простить все.

Не упрекать. Не напоминать. Лишь бы с моей девочкой ничего не случилось…

– Марина, – я сделал шаг по направлению к постели, не обращая внимания на ее игнор. Еще один. И еще. Не отводил взгляда от Конфетки. Кажется, она еще сильнее побледнела. Потерянная какая-то, одинокая. – Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – ответила все с таким же безразличием, повернув немного голову в сторону и посмотрев на катетер в руке, от которого шла трубка к капельнице.