К моему удивлению, Трувор появился раньше Ольбардова воеводы.
– Зачем звал? – проворчал он вместо «здрасте».
– Сядь, – предложил я, подсовывая ему свернутый в рулон войлок. – Сейчас Руад подойдет, всё расскажу.
И я рассказал.
– Да уж, Волк! Опять ты нам праздник рушишь! – буркнул Трувор, выслушав мое предложение.
– Эй, князь! Ты это о чем сейчас? – удивился Руад. – Сам же всегда говорил, что Перуну бой краше любых игрищ!
– Говорил, – не стал спорить Трувор. – Но если бы всё сразу…
– Не выйдет, – сказал я.
– Не выйдет, – согласился Трувор. – Но праздник…
Достал.
– Ты со мной или нет?
– Ясно, что с тобой. Чтоб я такое веселье пропустил! – Варяг привычным движением огладил подсиненные к празднику усы. – Сам пойду и еще десяток возьму.
– Только десяток? – уточнил я.
– Остальные пусть пляшут, – ответил Трувор. – Не то эти, в крепости, могут нехорошее подумать. И половчанам – ни слова. Они же тоже Сварогу кланяются, пусть Волоха и повыше ставят. И Рюрику – не надо. С ним тоже сварожичей немало. Могут обидеться.
– А так – не обидятся? – уколол я.
– А и пусть! – ухмыльнулся изборский князь. – На ободранного кабана шкуру обратно не натянешь.
Глава 48
Праздник, праздник!
Говорят, в такую ночь Грань между мирами истончается, и духи с нежитью с той стороны активно просачиваются в наш мир. А всякие колдуны да ведьмы, те вообще могут по той стороне, как куры по двору, гулять.
Стенульф, учитель берсерков, рассказывал, что храбрый и любознательный человек в эту ночь может к костру и кого-нибудь потолковее пригласить. Аса или вана. Или альва какого-нибудь суперразумного, который языку зверей и птиц выучит, к примеру. Ну или черного альва-цверга, которые, говорят, большие спецы по всяческим кладам.