Оставляю мебель стоять так, как нравилось Миррен.
Повинуясь импульсу, я беру блокнот и шариковую ручку в комнате Уилла и начинаю рисовать. У меня получаются жалкие фигурки из палочек, но ясно, что это Лжецы, их ни с кем не спутаешь.
Гат со своим аристократическим носом сидит, скрестив ноги, и читает книгу.
Миррен в бикини танцует.
Джонни надел маску для подводного плавания и держит в одной руке краба.
Когда рисунок закончен, я приклеиваю его на дверцу холодильника рядом со старыми изображениями папы, бабушки и ретриверов.
87
Давным-давно жил-был король, у которого было три прекрасных дочери. Они выросли и родили много-много прекрасных детишек. Вот только случилось несчастье… Нечто глупое, преступное, ужасное, то, чего можно было избежать, чего не должно было случиться, и тем не менее, в конце концов, это можно простить.
Дети погибли в пожаре – все, кроме одного ребенка.
Остался лишь один, и она…
Нет, не так.
Дети погибли в пожаре, кроме трех девочек и двух мальчиков.
Остались три девочки и два мальчика.
Каденс, Либерти, Бонни, Тафт и Уилл.
Три принцессы-мамы выли от ярости и отчаяния. Они пили и покупали что ни попадя, голодали и драили дома как одержимые. Они простили друг друга и рыдали от горя, искали поддержки у близких. Отцы тоже бушевали, хоть были очень далеко; а король погрузился в тихое безумие, из которого редко выходил.
Дети были не в себе и грустили. Они сгибались под тяжестью вины за то, что выжили, сгибались от мигреней и страха перед привидениями, от кошмаров и странных увлечений, наказания за то, что они были живы, когда остальные – мертвы.
Принцессы, отцы, король и дети – семья треснула как яичная скорлупа – хрупкая и прекрасная: ведь они всегда были прекрасны. Казалось, словно… словно эта трагедия знаменовала конец семьи.
Возможно, так и было.
Возможно, нет.
Они все еще казались прекрасной семьей.