Конечно, можно просто принять эту разницу как данность и игнорировать влияние особенностей двух полов на склонность говорить или действовать. У мужчин этот диктат действия приводит к значительным ограничениям в отношении возможностей понимания и принятия своих чувств и потребностей. Короче говоря, мужчины не признают речь как форму действия. Поэтому они считают разговор бессмысленной, бесполезной тратой времени, бездействием, когда, с их точки зрения, необходимо действовать – даже если они не понимают, как именно.

Вернер Кельман, 49 лет, владеет и руководит столярным бизнесом, а также организует тренинги по повышению квалификации для Палаты ремесел. К сожалению, Кельман очень жесток: он избивает свою жену. Не один, не два раза, нет, он постоянно выходит из себя и бьет ее. Ко мне он пришел только потому, что его жена всерьез угрожает разводом.

Вернер рассказывает, что он на самом деле «спокойный парень» и сам не понимает этих «вспышек». Всякий раз, когда мы в беседе постепенно приближаемся к сути его проблемы или к его внутреннему миру, Кельман говорит мне поучающим тоном:

– Послушайте, господин Зюфке, это похоже на приливы и отливы! Мы можем говорить о них, исследовать их, смотреть на них со всех сторон, но это ничего не изменит, прилив так и будет следовать за отливом, а затем снова будет прилив, и затем…

Точно так же многие мужчины не желают разговаривать о себе, то есть задумываться о своих мыслях и чувствах. У них всегда не хватает для этого места, времени, возможности. Неизбежным результатом становится слепой акционизм: мужчина начинает действовать, не зная, чего он на самом деле хочет. Просто необходимо что-то предпринять: лучше умереть в бою, чем в плену!

Другие мужчины в целом понимают значение разговоров со специалистом, то есть передачу информации и диагностики. Они очень подробно и с удовольствием, открыто и честно, выжидательно и с надеждой рассказывают психотерапевту о своих трудностях или симптомах. Затем они ждут решения. Ведь теперь, по их мнению, у психотерапевта есть вся необходимая информация. Теперь он может поставить диагноз, а затем назначить правильное лекарство или психологические приемчики для решения проблемы. Но многие мужчины все же избегают обращения к психотерапевтам, потому что не считают разговор психотерапевтическим лечением. Они не воспринимают речь как действие.

Причем это касается не только психотерапии, но и ситуаций межличностного общения в «нормальной жизни». Поэтому мужчины часто ограничиваются передачей информации при общении со своей партнершей. В случае возникновения проблемы или конфликта разговор может быть расширен для включения диагностических аспектов, то есть анализа трудностей. Но при таком общении, как правило, игнорируется, что…

1. …простое выражение эмоционально тяжелых мыслей, чувств, дилемм или жизненных событий приводит к облегчению симптомов.

2. …разговор дает информацию о внутренних потребностях, которые в результате легче удовлетворить.

3. …в разговоре могут возникнуть близость и солидарность, что, в свою очередь, обеспечивает комфорт, признание и оценку.

4. …в разговоре проявляются неправильные, но глубоко укоренившиеся системы убеждений и мышления, которые можно затем изменить.

5. …сам по себе рассказ о проблемах во взаимоотношениях с женщинами может частично вернуть привязанность и заботу, даже если решение не найдено.

6. …разговор о личных проблемах может прояснить многие аспекты, и в результате будет проще принять решение и определить линию поведения.

Так почему же мужчины, несмотря на все вышеуказанные плюсы, так часто отказываются говорить о личных проблемах? Почему вместо этого они предпочитают стратегии, ориентированные на конкретные действия? Изречение «делать, вместо того чтобы говорить» соответствует критериям мужской идентичности по двум причинам. С одной стороны, ориентированные на действия стратегии выживания защищают мужчину от отторгнутых импульсов, которые считаются женскими и угрожают всплыть на поверхность в личной беседе. Например, чувство беспомощности может быть «эффективно» подавлено сильным акцентом на действиях: те, кто делает, действует, могут быть слабыми и беспомощными, но они не чувствуют этого. В конце концов, они ведь пытаются найти возможный выход.

С другой стороны, действие является основным компонентом «истинной мужественности». Я уже говорил, ссылаясь на Дэвида Гилмора, что мужчины должны постоянно доказывать свою мужественность посредством действий или, по крайней мере, симуляции действий. Акцент делается на «постоянно», потому что мужественность является временным статусом, которого можно лишиться в любой момент, если соответствующие действия не будут выполнены. «Диктатура» действия в основном связана с тем, что мужчины все время борются за сохранение своей мужской идентичности.

Но даже если мужчина больше не сомневается в значимости разговора, например потому что у него уже был некоторый положительный опыт беседы с психотерапевтом, рано или поздно возникает следующая ситуация. Психотерапевт и клиент некоторое время хранят молчание, пока клиент наконец нетерпеливо не спросит: «Да, и что теперь?» Когда это происходит, вероятно, возникает желание прогнать такие чувства, как стыд, печаль, напряжение или беспомощность. Проблема заключается в том, что эти чувства редко прямо и однозначно ведут к определенному действию, к четкому способу борьбы с ними. Из-за неочевидности возможности действия мужчинам чрезвычайно трудно справляться с чувствами в рамках социализации.

Вопреки чрезмерно упрощающему клише, мужчины способны переносить болезненные и неприятные ощущения – если есть возможность сразу же действовать. Это происходит, например, в случае гнева: мужчина сопротивляется, сообщает другим о своих чувствах или принимает меры предосторожности, которые затрудняют дальнейшее притеснение или ущемление интересов. Но как насчет беспомощности, из-за которой возможность действовать сразу же по определению отсутствует? Как с ней справиться? И как насчет стыда или горя? Некоторые читательницы могут спонтанно перечислить несколько стратегий их преодоления, но мужчинам это дается с трудом. Однажды я провел целый вечер с группой мужчин, которые выясняли, как и где можно найти утешение. В конце группового собрания семь из восьми участников сказали, что никогда не задумывались над этим вопросом. Им никогда не приходило в голову, что утешение возможно и достижимо и что они имеют на него право.