— Нам незнакома мадам Рекамье, — сказал юноша, а девушка подтвердила его слова кивком головы.

— К вам никто не приходил, чтобы осмотреть квартиру? — спросил Мурик и юноша отрицательно замотал головой. Мурик записал их имена, имя хозяина и его адрес. Ламбре возвратился совсем обескураженный и двинул плечами, сообщая, что ничего подозрительного не нашёл. Мурик дал молодым людям адрес своего капа, попросив их обязательно сообщить, если кто-то будет интересоваться их квартирой.

— А нас не убьют? — спросила девушка, а парень её успокоил: — Не беспокойся, мы поедем к моей маме.

Предложение юноши не сильно понравилось девушке, но жить ей, видимо, хотелось, и она утвердительно кивнула головой любимому.

Когда они вышли, Ламбре включил кап и позвонил хозяину квартиры, чтобы выяснить у него имена предыдущих жильцов. Хозяин, весьма недовольный, сообщил, что его предыдущие жильцы – семейная пара с ребёнком, которая переехала в Сен-Дизье. Ламбре посмотрел на Мурика и вызвал магнетик, так как здесь делать больше нечего.

Следовало возвратиться к дому мадам Рекамье, чтобы тщательно его осмотреть и, возможно, найти какие-нибудь новые следы. Когда они, поднявшись над Парижем, собирались лететь в Версаль, где остановился Мурик, Ламбре вскочил, хряснул ладонью себя по лбу и крикнул:

— Я дурак!

Мурик полностью с ним согласился.

Калитка оказалась открыта, и Орлов поднялся по ступенькам к двери. Круглая ручка, расположенная на уровне пояса, явно напрашивалась, чтобы её покрутили, что Орлов и сделал. За дверью раздалась приглушенная мелодия, и вскоре послышались чьи-то шаги. Орлов приосанился и постарался придать лицу независимое выражение, держа в одной руке букет роз, а во второй корзинку, в которой покоились две бутылки «Шамбертена» головка сыра и окорок.

На пороге показалась Эмилия Моризо в простом черном платье, с фартуком на шее. В руках она держала измятую ткань, которой она вытирала малярную кисть. Увидев Орлова, она смешалась и покраснела, и её естественная смуглость тела не смогла скрыть данное обстоятельство.

— Вы? — удивилась она, и раскрыла двери настежь: — Проходите.

Она прошла вперёд и остановилась в зале. Показав ему на кресло у столика, Эмилия попросила его подождать и взбежала на второй этаж, вероятно в спальню, по деревянной лестнице из красного бука. Орлов положил букет на стол, а корзинку отнёс на кухню, находящуюся справа.

Открытые двойные двери посередине зала вели в большую комнату с окнами чуть ли не во всю стену и Орлов, не вытерпев, заглянул туда. Первое, что он заметил, оказалось полотно, грунтованное белилами, уставленное на мольберт, на котором он увидел голову офицера, явно в русской форме. Подойдя поближе, он с удивлением обнаружил, что на полотне неизвестный художник изобразил его. Он всматривался в своё лицо на портрете, которое казалось ему некрасивым, но его черты, схваченные точным взглядом, не врали и, как близнец, отражали оригинал.

— Похоже? — раздался голос сзади и Орлов смущённо разогнулся, отрываясь от картины.

— Вы меня удивили, — сказал Орлов, явно смущённый вниманием к своей персоне. Эмилия внимательно смотрела на него, наблюдая его смущение, а о своем конфузе, который беспокоил ее в начале, совсем забыла.

— Вам нравиться? — спросила Эмилия, прищурив глаза и глядя на картину.

— Я не люблю смотреть на себя в зеркало, — улыбнувшись, признался Орлов, а Эмилии, застыв на мгновение с открытым ртом, откровенно рассмеялась, глядя на него. Она переоделась в лёгкое воздушное платье, которое подчёркивало её талию, и Орлов залюбовался Эмилией, не отводя восхищённого взгляда от её фигуры.

— Вы меня съедите,— засмеялась Эмилия, а Орлов, застигнутый врасплох, снова смутился, как мальчишка.

— Вы можете подарить свой портрет? — спросил он и добавил: — Я могу вам заказать такую картину?

— Если вы согласитесь мне позировать – я подарю вам себя, — хитро улыбаясь, захихикала Эмилия.