Жан-Анри, как впервые, разглядывал Елизавету, радуясь каждой её улыбке, оставаясь с ней милым и предупредительным, но в душе ёкало сердце, говорящее: «Ты ей не пара!» Взгляды цесаревны Анны и её мужа Карла Фридриха, говорили о том же, и Жан-Анри не мог отвести их своим равнодушием.

Пока они добрались до Монплезира, матросики к их приходу установили несколько столиков возле балюстрады прямо перед домом, чтобы вид на море тешил глаза. Жан-Анри, пусть и не собирался, но выпил анисовой водки, чтобы почувствовать себя немного свободнее, и незаметно для себя, расслабился, позабыв все косые взгляды.

Когда морячки взялись за дудки, Жан-Анри кружил Елизавету в танце, а она, как птица, плыла перед ним, сверкая улыбкой, в которой можно утонуть и сгореть, как от яркого солнца, которое в этот день что есть мочи ласкало Финский залив. День пролетел, как одно мгновение, и все не прочь остаться и переночевать в Монплезире, но герцог Гольштейн-Готторпский торопил свою жену, намекая на какие-то неотложные дела, и Анна дала команду собираться в Санкт-Петербург.

Елизавета и Жан-Анри шли последними, чтобы им никто не мешал, и первую минуту молчали, понимая, что каждому есть что сказать, только высказаться первым никто не решался. Наконец Жан-Анри остановился и сказал, глядя в глаза Елизавете: — Сегодня с утра я хотел найти свою Елизавет, чтобы предложить ей  руку и сердце.

— Что изменилось к вечеру? — спросила цесаревна, подняв глаза на Жан-Анри.

— Я хочу этого ещё больше, — сказал Жан-Анри, становясь перед ней на колени: — Будь моей женой.

Елизавета тоже опустилась на колени и, глядя ему в глаза, ответила: — Я буду счастлива, когда это произойдёт.

Они поцеловались, позабыв, где находятся, и только крик Мавры прервал их прострацию.

— Лизз! Где ты? — кричала она, вспугнув стайку птиц из близлежащего куста.

— Пойдём, нас ждут, — прошептала на ухо Елизавета, и поднялась на ноги.

— Иду! — что есть силы крикнула она и побежала, оставив Жан-Анри одного. Когда он подошёл к ботику, все его ожидали и он, под пытливыми взглядами, сел, прислонившись к борту и глядя в воду. Елизавета шепталась с Маврой и изредка хихикала, бросая быстрые взгляды на Жан-Анри. Когда они расстались перед Зимним дворцом, Елизавета ему шепнула на прощанье: «Завтра вечером увидимся, на нашем месте». Жан-Анри, не помня себя и дороги домой, добрался до своих апартаментов и, не раздеваясь, завалился на диван, как мальчишка, сочиняя стихи в честь своей возлюбленной.

В тот же вечер, поле пятиминутного разговора с принцессой Анной, государыня вызвала посыльным светлейшего князя Меншикова, а сама заперлась в комнате Елизаветы и долго с ней говорила. После прибытия Александра Даниловича вызвали Мавру, которую долго пытали в кабинете у императрицы, откуда она выскочила зарёванная и в расстроенных чувствах.

— Не беспокойся, матушка, дело поправимое, — сказал светлейший князь, успокаивая государыню. Заверив императрицу, что сделает всё нужное сам, светлейший князь Меншиков вызвал Петра Апостола, с которым прибыл в Зимний дворец, и сказал: — Пиши, Петя!

«Ивану Андреевичу Моризо надлежит в двадцать четыре часа покинуть Санкт-Петербург, а при неисполнении оного посадить в Петропавловскую крепость».

Елизавета, предупреждённая Маврой, слушала у дверей, нервно ломая руки, понимая, что ничего изменить не в состоянии. Она спряталась в соседнем кабинете, рассматривая коридор через щель в двери. Когда из кабинета матери вышел Пётр Апостол, она затянула его в темный кабинет и возбуждённо зашептала:

— Петенька, ты идёшь к нему?

Увидев, что Апостол молчит, она снова нервно зашептала: — Можешь не говорить, я знаю. У меня только одна просьба, передай ему это колечко и скажи, что я его люблю, и буду ждать.

Петя молчал, с удивлением глядя на перстень, который он ей подарил, и который она собралась отдать Моризо. Елизавета сунула перстень ему в руку и, чмокнув его в щеку, прошептала: «Спасибо, Петя!»

Она выскользнула из комнаты, и, когда Апостол вышел, в коридоре её не оказалось. Вздохнув, Апостол с тяжёлой душой отправился к дому Жан-Анри Моризо. Встретивший его слуга Моризо, Еремей, просил подождать и вскоре появился немного надменный Моризо. Апостол кивнул головой и молчаливо подал ему бумагу. Жан-Анри тут же её прочитал и его лицо непроизвольно дёрнулось.

— Благодарю, — холодно сказал он, и повернулся, чтобы уйти.