Теперь я осознаю́, что маячный фонарь все-таки работает. Он равномерно мигает, зовет меня к себе.

Я карабкаюсь по крутому склону холма, обливаясь по́том, вся испачканная засохшей кровью, грязью и плесенью. Измотанная, но полная решимости.

На нижнем уровне только одна дверь, достаточно большая – как и на консервном заводе, – чтобы в нее при необходимости мог проехать автопогрузчик. Я тянусь к дверной ручке. Колеблюсь. Потом смотрю вверх, а камера смотрит на меня сверху вниз.

– Ты спрашивала, нашел ли я человека, который убил мою сестру, – говорит Джонатан через динамик, укрепленный над дверью. – Он никогда больше не делал этого. Ей понадобилось четыре минуты, чтобы умереть. Четыре минуты, Джина.

Я не хочу проявлять к нему сочувствие. Не могу.

– Ты убил его? – спрашиваю я.

– Я не убиваю людей, – отвечает он совершенно искренне. – Я никогда и никого не убивал непосредственно. Можешь ли ты умереть здесь? Да, но есть возможность, что я тоже могу умереть. Это кажется мне честным.

– Кеция здесь? Она еще жива?

– Да и да, – отзывается он. – Входи. По ту сторону двери нет ничего, что повредило бы тебе.

Я верю ему на слово. Мне кажется, что на собственный странный манер он пытается быть совершенно честным со мной. Я не хочу отвечать ему тем же – и не буду.

Дверная ручка поворачивается. Я делаю шаг в помещение – полагаю, это что-то вроде склада. Оно обширное, идеально круглое, все стены увешаны полками, на которых стоят банки и коробки. Здесь не видно ни души.

Я смотрю вверх. Маячная лестница поднимается куда-то по головокружительной сужающейся спирали. Сбоку расположен лифт, и я направляюсь к нему, но когда нажимаю кнопку, ничего не происходит. Видимо, он обесточен.

Иду к лестнице. И тут до меня доходит: что-то важное просто… не складывается.

А потом – складывается. Встает на место отсутствующий кусочек кошмарной головоломки.

– Что ты предпочтешь: умереть или увидеть, как умирает кто-то, кого ты любишь? – спрашивает меня Джонатан. Я замираю, поставив ногу на первую ступеньку. – Это простой вопрос, Джина. Я ответил на него, когда мне было семнадцать лет.

– Я предпочту умереть, – говорю я. И это правда. Абсолютная правда. – Но ты не заставишь меня покончить с собой. Если те, кого я люблю, умрут, то лишь потому, что ты убьешь их, Джонатан. Точно так же, как кто-то убил твою сестру. – Я делаю шаг вверх, потом другой. Не знаю, когда что-нибудь случится, но знаю, что оно надвигается. Оно словно висит в воздухе, готовое прийти в движение. Пора использовать то, до чего я только что додумалась. Крошечную подсказку, которую он дал мне. – Ты знаешь, о чем я размышляю?

– О чем? – спрашивает он. Я поднимаюсь медленно, проверяя, нет ли ловушек, но, похоже, здесь нет ничего, кроме лестницы, по которой мне нужно подняться. Ни комнат, ни ловушек, ничего. Я убыстряю шаг.

– Откуда ты знаешь, что она умерла за четыре минуты?

Молчание, глубокое и всеобъемлющее.

– Ты сказал мне, что так и не нашел убийцу своей сестры, – продолжаю я, двигаясь вверх, равномерно, осторожно, так быстро, как только осмеливаюсь. – Страдалец Джонатан: сестру похитили, родители умерли, дом наполовину сгорел… Бедный маленький Джонатан, неизменная жертва. – Слышу наверху шаги и смотрю на верхний ярус. Лестница заканчивается там. – Давай сыграем в новую игру. «Правда или вызов». Потому что я бросаю тебе вызов: скажи мне правду.