И тишина! Великая тишина осеннего предзимнего леса!

И вдруг эта тишина нарушается новыми звуками. «Аа-та-та-та!! Вот-вот-вот! Ну, собаченьки! Аай-яй-яй! Ну, милые! Аа-та-та-та!!» – это гончатники пóрскают, набрасывая, как говорят они, своих собак. Их пока не слышно, не •натекли ещё на след и копаются на жировке. Но первым, словно колокол ударил, подаёт голос выжлец, гончак костромской породы, и тут же выжловка залилась! Какое сопрано!! Помкнули! Взяли след русачка и покатили по нему, отдавая голос, залились! Теперь только остаётся угадать верный его ход и ждать, ждать того момента, когда неслышно мелькнёт на опушке и начнёт приближаться к тебе желанная добыча – заяц-русак.

Но вот и лёгкий шорох листвы! Это он! Заяц подкатывается к тебе, будто прикрываясь кустиками и пеньками. Сердце колотится так, словно это не заяц, а, по крайней мере, медведь. Не промазать бы! Но сегодня день твой! Негромкий хлопок выстрела и заяц лежит недалеко от тебя, а ты торопишься к нему, чтобы поднять добычу, и поглаживаешь его, ощущая уходящее тепло влажного меха на спинке твоего законного трофея.

А собачки где-то там поотстали, идут по следу, и стонущие голоса их, сливаясь в дивный дуэт, томят душу. Они словно соединяют тебя с тем давним временем, когда были великие русские псовые охоты по красному зверю, теперь, к сожалению, известные нам только из книг да по кинофильмам (но как искажённо!).

Но вот они и рядом, скулят, хакают, вывесив языки и стараясь достать добычу, которую ты поднял высоко над головой. Потом традиционные пазанки! Надо, надо отрезать передние или задние лапки у зайца и скормить их собакам. Для них они ведь то же самое, что для нас хорошая чарка, опрокинутая, как принято у охотников, на крови, после добычи зверя.

Где-то за кустами – гончие.

Затем зверька на лямочку и за спину, и снова: «Вот-вот-вот!… Аа-та-та-та!…»

• • •

С утра бесилась метель. Металась весь день, словно в припадке, по полям и задворкам, лепила в стёкла мокрым снегом. Однако вечером, видно, устала. После полуночи всё стихло, армада туч постепенно уползла в темень горизонта, а на небе засияла полная луна. Через окошко проник её свет, будто призрачный платочек лёг на пол.

Вот и зима наступила! Белая тропа!

День будет чистый и светлый. Я встречу его где-нибудь в своих местах ─ в лугах и перелесках. Там, наверняка, дал свой первый след мой знакомый русачок. Его я уж сколько раз выпугивал, когда бродил по осени в этих местах, охотясь на серых куропаток. Сегодня же я почитаю белую книгу со строчками следов её жителей. Это настоящая, чистая охота, охота ради охоты. Конечно, трофей венчает дело, но главное – процесс, а в данном случае тропление русака, отыскивание его на лёжке. И тут уж кто кого перехитрит, кто окажется опытнее и умнее.

Свежий снег слепит со страшной силой. Невысокое солнышко сияет вовсю и даже немного пригревает щёку. Тишина такая, что слышно, как скрипят маховые перья ворона, который пролетает надо мной в высокой синеве. «Крук-кррук!» – крикнул он мне оттуда, словно что-то спросил. Но я не понимаю его языка. Лети, лети, лесной сторож!

Стая косачей замерла на дальних берёзах. Они ждут, наверное, глубоких снегов, когда в морозные ночи можно будет им ночевать, зарывшись в снеговую перину.

Тишина. Тишина великая!

Целый день я хожу по заснеженным лугам и перелескам. Идти хорошо – снегу насыпало не так уж и много, чуть выше щиколотки. Устал прилично, но к вечеру, словно в награду за распутывание заячьего ма́лика, подошёл всё-таки к лёжке «моего» зайчика. Единственный выстрел завершил весь день.

К деревне подхожу уже в темноте. Мой дом чернеет у самой дороги, а из-за горизонта постепенно выползает огромная, чуть жёлтая луна.

Вот такой день был…

Помните о России

Больше полувека прошло с поры, когда мне впервые довелось пересечь половину Сибири. Московский пушно-меховой институт, в котором я учился уже на третьем курсе, расформировали, а студентов-охотоведов перевели доучиваться на охотоведческий факультет Иркутского сельхозинститута. Вот мы и поехали туда.

Пять с половиной суток шёл поезд из Москвы до Иркутска. Bcё было внове.