– Это я-я-я, – ответил женский голос, звучавший откровенно фальшиво, но при этом все равно знакомо.

Оказалось, это был Попай, который приехал проводить нас в убежище отца. Мы ничего не слышали о нем с момента его побега из Ла-Катедраль. Мы упаковали чемоданы на несколько дней и, как обычно, взяли с собой домашнюю еду и десерты, которые мать в такого рода обстоятельствах готовила за считаные минуты.

– Это твоему отцу, – ответила она, когда я попытался напомнить, что мы торопимся и что вся эта еда не поместится в маленький «Рено 4», на котором приехал Попай.

Наконец мы отправились – мать на переднем сиденье, мы с Мануэлой на заднем, зажатые между чемоданами с вещами и контейнерами с едой, которые дребезжали каждый раз, когда машину подкидывало на ухабе – того и гляди разобьются.

Мы в очередной раз пустились в бега, и никто из нас еще не догадывался, что к нормальной жизни мы уже не вернемся. Сбежав из Ла-Катедраль, отец разрушил самый надежный способ восстановить свою жизнь, не говоря уже о наших, да и о прекращении его террористической кампании против страны речи тоже больше не шло.

Пока мы ехали к дому Альваро, где я тщетно прождал отца в ночь его побега, я спросил Попая, почему они связались с нами только через четыре дня, на что тот ответил, что Пабло решил дождаться, когда дядя Роберто найдет достаточно безопасное укрытие.

Изрядно попетляв по проселкам, чтобы избавиться от любого возможного преследования, мы добрались до нашего нового убежища. Едва завидев нас, отец выбежал навстречу и обнял Мануэлу, а меня приветствовал поцелуем в щеку. С трудом отпустив нас, он крепко обнял мать, и она тут же расплакалась. Попай, как всегда, попытался немного разрядить обстановку:

– Не волнуйтесь, сеньора, дон Опасность обещает, что с этой секунды никогда больше не станет причиной ваших слез!

Уплетая пищу, которую мы с таким трудом доставили, Пабло поведал нам о своем побеге и, как самый настоящий сексист, весьма раздраженно отозвался о версии событий, которую через СМИ распространяли военные: якобы отец сбежал, переодевшись женщиной! Затем он попросил Попая позвонить на радио RCN, рассчитывая через директора станции, Хуана Госсейна[92], связаться с правительством.

Было одиннадцать ночи, но уже через несколько минут Пабло болтал по телефону с Госсейном, которого случайно застал во время встречи с коллегами Марией Исабель Руэда, директором телевизионной программы новостей QAP, и Энрике Сантосом Кальдероном, соредактором газеты El Tiempo. Опираясь локтями на бильярдный стол, отец поздоровался и объявил, что желает уточнить информацию, предоставленную армией касательно его побега из Ла-Катедраль. В частности, он имеет в виду слова офицеров Четвертой бригады о том, что он бежал из тюрьмы переодетым женщиной.

Выслушав его, все три журналиста начали задавать отцу вопросы, пытаясь выяснить, готов ли он вступить в новые переговоры с правительством и генеральным прокурором, чтобы снова сдаться. Отец ответил утвердительно, но сообщил, что у него есть несколько условий: гарантии того, что его не переведут в другую тюрьму, того, что он будет отбывать срок в пределах Антьокии, и самое важное – полное отстранение полиции от его дела от первого до последнего дня.

Журналисты спросили отца, могут ли они донести его опасения до сведения правительства, и он согласился. До 4 часов утра они несколько раз выходили на связь, но окончательного ответа от властей так и не получили, как и в последующие несколько месяцев.

Мы с отцом часто не спали допоздна и ложились уже часов в шесть утра. Он прожил так большую часть своей жизни, поскольку ранним утром полиция реже всего проводила рейды. В одну из таких ночей мы любовались видом на Медельин из дома Альваро, и я услышал, как отец сказал Попаю, что если ему и дальше придется скрываться, нас ждут трудные времена. В прошлом они несколько раз надолго уходили в подполье, но теперь все было иначе.

Отец планировал держать Попая при себе, но выражение лица мужчины ясно говорило о том, что ему не нравится идея снова оказаться взаперти. Он покраснел и быстро выпалил:

– Босс, мне очень неприятно это говорить, но я не выдержу еще одного заточения. Вы знаете, что в таких условиях я начинаю сходить с ума. Я не смогу остаться с вами.

Он смотрел в пол, избегая проницательного взгляда отца. Пабло молчал.

– Х-ха-а… не убивайте меня, босс… – продолжил бледный от страха Попай с дрожью в голосе. Его ноги дергались, будто он вот-вот бросится бежать.

– Нет-нет! Расслабься, парень, я понимаю. Сидеть в клетке тяжело. Вы уже прошли через это однажды. У меня нет выбора, так что мне-то придется сделать это снова. А ты просто потерпи еще несколько деньков, чтобы я все устроил, нашел кого-то другого для охраны, сменил укрытие и машину. И можешь уходить, никаких проблем.

– Хорошо, босс! Можете на меня рассчитывать! Спасибо! Я хочу ненадолго уехать из страны, у меня и документы сделаны, подождать, пока все уляжется, а потом вернусь и буду снова к вашим услугам, босс. Для чего бы то ни было.

Отец кивнул и, не сказав больше ни слова, отправился поговорить с матерью. Через несколько минут я его догнал.