– Флинн в курсе?

Простой вопрос. Легко ответить. Я вытираю щеки ладонями.

– Нет.

– Флинн не читал черновик, рукопись никто не видел. И ты думала, тебе все сойдет с рук.

– Не думала я, сойдет или не сойдет. Флинн работал за границей при подписании контракта. Когда он прилетел домой, я уже увязла по уши. Как можно было дать обратный ход? Я…

– Я помню, ты позвонила мне рассказать новости, – перебивает сестра. Скрестив лодыжки, она опирается на письменный стол, подбородок вздернут, губы поджаты. – Я тогда, на восьмом месяце, сидела перед большой сумкой и пыталась сообразить, что обычно с собой берут в чертов роддом. Мне безумно хотелось поговорить с мамой, спросить ее, что туда положить, что вообще делать. Она бы меня успокоила, ободрила. И тут позвонила ты. Я так обрадовалась твоему голосу! Начала рассказывать о проблемах со сбором сумки в роддом. Ты слушала, слушала и в конце вдруг сказала: «А у меня новости!»

Выражение ее лица становится еще жестче, нижняя челюсть напрягается.

– Я была в шоке. Контракт на книгу? Чертов контракт на чертову книгу! Писательство – моя работа, я строила карьеру в этой сфере. Фиона-журналист – одна из моих ипостасей. Так видела себя я, так видели меня другие. После нашего разговора я поняла, что каким-то образом мы обменялись жизнями. После рождения Дрейка вы с Флинном приехали в гости. Ты свидетель, как тяжело я привыкала к материнству. Я-то полагала, меня захлестнет инстинктивная, всесокрушающая любовь к младенцу, о которой столько твердят новоиспеченные мамаши, но мне лишь… – Сестра умолкает. – Словом, не захлестнула. Я не понимала, что делаю. А тебя закружило в водовороте успеха – восторги критиков, свалившееся богатство… Тебе досталось все, чего не хватало мне. Меня тем временем преследовали неудачи. Неудача с Дрейком. Неудача с Биллом. Неудача с самой собой.

Она отходит к стеклянной стене, поворачиваясь ко мне спиной. Пляж окутан чернотой, только белое кружево волн скользит навстречу поджидающему их берегу. В стекле видно отражение каменного Фиониного лица.

– Спустя несколько недель после появления Дрейка ты решила переехать в Корнуолл. Вроде отличная новость, я пыталась радоваться. Правда. Ты искренне любила Дрейка, хотела быть к нему поближе, но… почему-то мне чудилась в этом угроза тихому уголку, где я так старалась обжиться.

Сестра упирается лбом в стекло.

– Чертова зависть… Тупая, предсказуемая зависть… Сама себя ненавидела за то, что завидую. А я завидовала… Ты создала изумительный, просторный, светлый дом. Когда возвращаешься из такого уютного гнездышка в родные стены, уже трудно не замечать потрескавшуюся краску и потертости на ковре. – Фиона поворачивается ко мне. – Вот поселилась ты в Корнуолле – чудесно же, радоваться надо… а вышло наоборот.

Меня охватывает глубокая грусть.

– Со дня твоего переезда каждый встречный достает меня вопросом: «Вы ведь сестра Эль?» Теперь я – привязка к тебе. Ты – точка отсчета. – В ее тоне сквозит еще большая горечь. – Полгорода следят за твоими страничками в социальных сетях. Все мы рассматриваем снимки идеального дома, наблюдаем за невероятной карьерой, безмятежным стилем жизни, который ты демонстрируешь. Только все это – одна большая ложь. – Зло прищурив глаза, со сжатыми зубами, сестра делает шаг в мою сторону. – Ты знала, что мы с Биллом едва сводим концы с концами на одну его зарплату, что наш дом разваливается на глазах, а сама устанавливала гранитные столешницы, двустворчатые двери и эту проклятую стеклянную стену – причем на чужие деньги.

– Я пыталась с вами поделиться… – слабо протестую я. – Предлагала оплатить ремонт в ванной… закрыть ипотеку…

– Подачкой! – прерывает меня сестра. – Я думала, ты бросаешь, мать твою, подачку! Разумеется, я отказалась! Я же не догадывалась, что деньги на самом деле принадлежат нашей матери. – Она оскаливается. – Как насчет Дрейка? Ты могла открыть вклад на его имя, на будущее. Нет, ты вбухала деньги в дом! Который вот-вот потеряешь – а ведь у тебя было все. – Ее губы кривятся. – Ты забрала мамину мечту. Присвоила ее. Обманула маму. Обманула нас всех, Эль!

Фиона подходит почти вплотную, обдавая меня запахом изо рта и слабым ароматом духов. Слышно ее частое глухое дыхание. Какое у нее лицо! «Кто ты?» – проносится в голове. Вены на шее вот-вот лопнут, зубы ощерены, во рту прядь растрепавшихся волос.

Неожиданно лицо сестры меняется: перекошенные губы обмякают, на лбу расходятся морщины, в глазах пустота – не затуманенность, а полная безучастность, – и превращается в непроницаемую маску.

Передо мной не знакомая мне Фиона, а отдаленно похожая копия.

– Ты, – шепчет она с металлом в голосе, – заслуживаешь все, что тебя ожидает.