Не о Платоне сейчас надо было переживать, а о себе.

Сомнения преследовали меня с той первой секунды, когда я очнулась в этом мире.

Потому что это было странно.

Родись я Дафной, и можно было бы порассуждать о реинкарнации, случись что-то с ней, умри она, и я бы сказала, что моя душа просто заняла ее тело.

Но.

Но с Дафной ничего такого не случалось, я спрашивала.

Она уснула с гостиной, а проснулась уже я.

— Властью, данной мне небесами… — раздался голос жреца.

Но я не слушала.

Я не могла отделаться от чувства, что я что-то упускаю.

И когда император первым поднялся, чтобы похлопать, когда весь зал присоединился к нему в ликовании, этот гул показался мне тихим.

Таким тихим, что не мог заглушить стук моего сходящего с ума сердца.

Стоило экипажу въехать на территорию поместья, мы словно вошли в грозовой фронт.

Ясное летнее небо сменилось тяжелыми, серыми тучами, что роняли на землю крупные дождевые капли, температура ощутимо упала, и мне было поистине жаль управлявшего экипажем кучера — порывы ветра, что били прямо ему в лицо, никак не могли быть приятными.

Мать сильнее прижала меня к себе, не позволяя и дальше смотреть в окно, за которым царила настоящая буря.

— Какая ужасная погода, — пробормотала она.

Граф сидел напротив, скрестив руки на груди и прикрыв глаза от усталости.

— Это временно, — сказал он. — К тому моменту, как мы прибудем на место, все уже должно закончиться.

— Вы так уверены в этом. Не стоит быть таким легкомысленным, ненастная погода невероятно коварна.

— Нет-нет, — поспешил успокоить супругу граф. — Это вам не стоит так волноваться. Природа этой бури, — он замялся, явно не зная как объяснить, — имеет магическое происхождение.