Ну хотя бы кивни!
Или скажи что-нибудь!
Ты же умеешь разговаривать, я же видела!
— Юный господин? — позвала Фекла.
Вместо ответа Платон повернулся к нам спиной и стремительно зашагал прочь.
Э?
Серьезно?
То есть ты вот настолько вот расстроен тем, что я не собака?
Глава 4
Молодой мужчина стоял напротив безымянной могилы: ни дат, ни имени, ни единого знака, который бы позволил случайному наблюдателю сделать вывод о том, кто покоится под плоским серым камнем на заброшенной лесной опушке, где трава выросла такой высокой, что доставала почти до колена.
В траве блестели капли росы, это было раннее утро, и несмотря на то, что уже рассвело, солнце еще не показалось на небе, лишь слегка залив его румянцем.
Он засунул руки в карманы и несколько раз перекатился с носка на пятку, прикусывая губу в нервной, изломанной манере, словно никак не мог решить, что сказать.
Полы его плаща трепетали на легком ветру.
Желтые глаза в прорезях маски горели едва сдерживаемой яростью.
— Я снова не принес тебе цветов, — наконец заговорил он, и это был тихий, нежный тон, которого совсем нельзя было ожидать исходя из общей атмосферы. — Я все еще не думаю, что это уместно.
Он вынул из кармана несколько тонких, сложенных вчетверо, изрядно помятых листов бумаги.
— Мне сказали, что тебе нравились стихи, но у меня так и не вышло ничего путного. Хочешь убедиться?
— Насколько мне известно, ты не можешь просто заявляться сюда без моего разрешения, — раздался голос за его спиной.
Вся мягкость исчезла с его лица, уступив место тому тону веселости, который демонстрируют палачи, когда удар топора разрезает воздух с особенно стремительным свистом.
Он смял бумаги в кулаке с такой силой, что его кисть побелела.