Акстафой опустился в кресло и закурил по-новой.
– Вот видите, сколько чирьев вскрылось, – покачал головой Ламасов, – хотите верьте, хотите – нет, а вот я сам верю, что когда в каком-то месте скучивается, накапливается множество тайн, грязи, гнили, много лжи, все это, рано или поздно, но должно выйти наружу, потому как самому Богу угодно, чтобы абсцесс этот, нарыв хронический, лопнул, изжился со свету! А для того, я убежден, должно случиться нечто эдакое – из ряда вон выходящее! – такое, что всю эту грязь, эту нечистоту, эту мокроту подноготную выжмет, поднимет, как гной, как нечто мутное, воспаленное, трупное, как прокисшие соки самой жизни, и выведет их наружу, чтобы оно запахло, завоняло, разлилось всюду, чтобы все вокруг перепачкались, замарались, перемазались этим, чтобы сделалось явным им самим, в какой мерзости, пакости они живут, в каком сраме прозябают, и я думаю, Алексей, что убийство Ефремова – то самое из ряда вон!
Глава 9. Бодхисаттва любит варваров
Когда Ламасов и Крещеный, сидевший за рулем, въезжали на служебном авто – светло-желтом ВАЗ-2101 с поперечной голубоватой полоской, – на парковку политехнического училища, в небе, напоминающем серебристый лист фольги, уже начали прочерчиваться первые бледно-пурпурные линии тусклого света. И Варфоломей, меланхолически-мечтательно уставившись в окно на пробегающую панораму, наблюдал вереницу беспрерывных строений, а вверху – металлический лес телеантенн, которые были как причудливые скрепки на кирпичных листах бумаги, а на телеантеннах – очертания птиц, но только лишь бесплотно-зыбкие очертания, а не сами птицы.
Варфоломей отстегнул ремень безопасности:
– У Акстафоя сын есть, Глебом зовут, здесь учится. Акстафой мне сказал, что учеба у него с радиоаппаратурой связана.
– А причем тут радиоаппаратура?
– Мне просто надо с Глебом словечком перекинутся, а то, что радиоаппаратура, – Варфоломей улыбнулся, – просто выбор любопытный.
– Думаешь, сын Акстафоя мог вчера к папаше наведаться?
– Кто знает? Может, пареньку найдется, что нам порассказать.
Варфоломей надел шапку, вышел из машины и захлопнул дверь, а Крещеный, пробарабанивший пальцами по кожаному рулю, проводил напарника взглядом до политехнического училища, минуту-другую посидел в раздумьях, а потом сам вышел, покрутился у машины, смахивая надуманную пыль с кузова – и заметил, что в его сторону, обняв выскакивающий из рук учебник, порхающе-торопливо направляется юная девушка, одетая в пальто и сапожки, а на голове – шарфовый платок, под которым аккуратно уложены причесанные темные волосы.
– А вы что тут стоите? – дружелюбно поинтересовалась она.
– Я-то? – удивился Данила, – а я следователь Крещеный.
– Следователь профессия, а Крещеный – это фамилия?
– Верно! Я товарища лейтенанта жду.
– А он тоже Крещеный? – шутливо-издевательски спросила.
– Нет, он – Ламасов.
– Лама – как буддийский монах?
– Ламасов – это фамилия его.
– Понятно, а если вы следователь, то расследуете что?