"Так, теперь передо мной во весь рост встала вторая задача прапорщика: как всё это вынести? Вынести магнитофон совершенно невозможно: подозрительно и, к тому же, тяжеленный гад. Катушку? Тоже большая и железная… Может быть перегнать запись в Москву по "Айфону", а источник стереть? Нет, не хочется впутывать в это смертельно опасное дело Лосева, к тому же запись с искажёнными голосами многое потеряет как доказательство. Скажут, подделка. И нужна она сейчас в Сочи, а не Москве".
Разбираю катушку, осторожно вынимаю магнитную плёнку и кладу её в круглую картонную коробочку из-под леденцов, служившую для хранения всякой мелочёвки.
"Как тут и была"!
Вторую такую же оклеиваю по боку обрывком магнитной ленты и помещаю её в опустевшую катушку. Теперь если смотреть на катушку сбоку, не вынимая из ящика для хранения, то она ничем не отличается от других.
"Второе дело сделано: все катушки на месте, а плёнка с записью перекачевала в карман моего галифе".
Надеваю гимнастёрку, отключаю телефон и выхожу из прицепа.
— Товарищ Трофимов! — Начинаю отдавать приказания подошедшему сержанту. — Подготовить всё к транспортировке оборудования, свяжитесь с линейным транспортным отделом. Организуйте его доставку в СКБ, захватите с собой Анатолия. Вы- старший, у меня другое задание.
"Провода я уже отсоединил, теперь надо незаметно убрать дистанционку".
— Алексей, Каменев умер, — вполголоса собщает столкнувшийся со мной Ощепков. — я еду сейчас с телом в в Севастополь в госпиталь, а затем- в Москву.
"Отдать плёнку Паше? Пусть отнесёт её Свешникову? Нет, нельзя никого постороннего вовлекать в это дело, даже секретаря товарища Кирова".
— А как же Аня? — без задней мысли интересуюсь я.
— Даже предупредить нет времени, — мрачнеет друг. — Лёшь, сматайся в Любимовку, объясни ей так, мол, и так…
— Да что она не понимает что такое служба? — Ощепков удивленно смотрит на меня. — ну я, в смысле, второй год с тобой живёт… да объясню-объясню я, не боись, уже собираясь. Павел облегчённо выдохнув убегает встречать санитарную машину, показавшуюся на дороге. Из штабной палатки вышли заговорщики, попрощались. Тухачевский сел в одну машину, Якир и Уборевич в другую и разъехались в разные стороны.
Можно понять почему в армии недолюбливают особистов, армейцы сейчас бегают и суетятся как укушенные (слышу комриг распекает кого-то восклицая, что через три часа надо быть на станции Инкерман), а мои хлопцы в своём ритме собирают личные вещи из палатки.
"Так, где дистанционка? Вот она моя милая… под кроватью. Конспираторы хреновы, обо всём забыли как попали из пекла в прохладу".
В окне палатки маячит Толик, прибежавший с моря в мокрых на заду штанах, вытаскивает трубу кондиционера. Отдаю ему приспособу, ставлю личную печать на пломбе прицепа, прощаюсь со всеми и иду на КПП, ловить машину до Любимовки.
Крым, Любимовка.
Позже, тот же день.
— Люба сбежала, с Тухачевским… — с порога огорошила меня Оля.
— И эта женщина собиралась стать моей свахой… — не смог удержаться от сарказма, увидя её расстроенное лицо. — впрочем, "если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло".